Сумрачных, как черная руда,

А в сознанье возникает: вот,

Этот парк и липы у пруда,

Старая беседка, а за ней

Вьется тропка и стоит скамья,

Где когда-то на излете дней

Мы с тобой сидели – ты и я.

Начиналось всё с касанья губ,

Ласки слов, мерцания плеча,

Продолжалось, уходило в глубь,

Оплывало счастьем, как свеча,

И вершилось единеньем тел,

И слияньем двух сердец в одно,

Но любовный наш тандем летел

Камнем на неведомое дно:

Неизбежный фатум, – то есть, рок, —

Свой исчислил безрассудный срок.

И померкли липы у пруда,

И скатилась талая звезда,

Да и ты пропала, став травой,

Сорняком (и говорить не след!).

Заунывный, как собачий вой,

Прошлого невидимого след…

Ты остался один…

Мы живем, под собою не чуя страны…

О.Мандельштам

…Сквозь гомерический гул годин —

Весть:

„Ты опять остался один…“

Льдина, плывущая вдаль, по реке,

Цыганка, гадающая по руке,

Ложь успокаивающая речей,

Пересыхающий от зноя ручей,

Ночей нескончаемых череда,

Событий несносная чехарда,

Кому-то ты должен? Вынь да положь!

Тихо —

– улиткой —

Вползает ложь.

Четыре стены, и окно в пол-стены,

Свет застревает в ткани гардин.

Что тебе, милый, судьба страны,

Если опять ты остался один?!

«…И тогда на нее накинется яро – слава…»

Я.Ф.

…И тогда на нее накинется яро – слава,

Словно стая азартных, голодных волков…

…Так думает женщина по имени Ярослава,

Презревшая давно ненавистный альков.

С горящими от лютой ненависти глазами,

Качаясь от ветра и худая во зле,

Она кормит своего сына стихов азами,

И говорит о славе своей на земле.

Ярослава, девочка моя, сильфида,

Гони яростно поэзии порожняк.

Ты – мутация определенного вида,

Певучая немощь, загаженный депресняк.

В этом шустром шейминге, троллинге, диком оре

Ты – тростинка моя – плывешь по реке.

Ярослава, ты будешь еще в фаворе, —

Спирохета бледная с дудочкой волшебной в руке…

Белле Закировой

Белка, друг мой, знаешь, это чудо:

После стольких долгих-долгих лет

Ты возникла вдруг из ниоткуда…

…Как из шкафа выпавший скелет,

Прошлое мое вернулось снова,

Всколыхнуло вдруг глубины вод,

Там, где захороненное слово

В оный час из праха восстает.

В этом слове – запахи алоэ,

Юность, пролетевшая навзрыд,

Страсти чувство, огненное злое,

Расставанье, мощное, как взрыв,

Боль, разлука, подлости избыток,

Чаша переполненная лжи —

Всё, что было, временем избыто,

Все надежды, думы, миражи.

Может быть, и плавали мы мелко,

Может быть, осели на мели.

Что мы испытали, друг мой Белка?

И ветра кровавые мели,

Кровь людей лилась, как льется брага,

Годы шли, не разбирая вех,

И ходил порою брат на брата,

И смотрел нам вслед двадцатый век,

Провожая нас суровым взглядом,

Выставляя, может, высший балл

Или низший.

Что ж, окончен бал,

Оказавшись раем или адом?

«Никогда я не был в Амстердаме…»

О, тихий Амстердам

С певучим перезвоном

Старинных колоколен!

Зачем я здесь – не там,

Зачем уйти не волен…

К.Бальмонт

Никогда я не был в Амстердаме,

И не слышал звон колоколов.

Отчего же нынче вечерами,

Словно сердце напрочь расколов,

Словно разум бередя созвучьем, —

В это есть особенный резон?! —

Медленно, пронзительно, тягуче

В комнату мою вплывает звон?!

Словно небо снегом засыпая,

Повисает, каплею дрожа.

Засыпаю; слышу, засыпая

Говор амстердамских горожан,

И я вижу зданий переплеты,

Словно корешки старинных книг,

И мостов стремительных пролеты,

Улицы, короткие, как крик,

Проплывают, медленно качаясь,

Словно баржи с грузом по реке.

Это – пьеса без конца и края

На чужом голландском языке.

Что язык? Дрожит, не умолкая,

Звон печальный в комнате моей,

Он пришел не из родного края

И привел неведомых людей.

Просто я устал от суматохи,

От смешной нелепой суеты,

Ведь просить пощады у эпохи

Также трудно, как и доброты.

Никогда я не был в Амстердаме, —

В этом нет особого греха.

Просто я наткнулся в книжном хламе

На строку из старого стиха…

Вот, что я увидел…

Она ушла, —

тиха, надменна, зла,

карая,

как

палач

своим уходом.

Сошла на город

грозовая

мгла,

и он, казалось,

слился

с небосводом.

Она ушла.

И, значит, неспроста

я шел

в ночи

в печали и в обиде;

я шел

в ночи,

и вот, что я

увидел:

земля была

смятенна

и пуста…

Блаженный

…Так рассуждал я

в темноте густой,

покуда мне Блаженный не ответил.

И мы пошли дорогою

пустой,

И я спросил Блаженного о свете:

когда забрезжит он

и вспыхнет ли опять,

и где любовь моя,

и скоро ли вернется?

Сказал Блаженный:

«Не надейся.

Вспять

и время, как река,

не