- Мне пора, милая, - вздыхает она. - Поговорим позднее.

- Передавай привет Эштану.

- Обязательно. Он все еще ждет тебя.

Мы прощаемся, и она кладет трубку, а я допиваю свой виски и начинаю мониторить новости о Лилит. По тому каналу, корреспонденты которого присутствовали около здания суда, пока ничего не показывают. И в новостях о психопате Бене и его жертвах не говорится ни слова. Зато кое-какие газеты - большинство из них второсортные - опубликовали на своих интернет-порталах статьи о том, что сегодня должно было состояться предварительное слушание по делу о двух похищенных девушках. Также они опубликовали и фото, сделанные у здания суда, но, слава Богу, лица Лилит не видно, а Дастина и меня на снимках вообще нет, зато Октавий получился отлично. Не знаю, повезло мне, или журналисты просто решили сфокусироваться на знаменитости, которая весьма неожиданно появилась в объективах их камер. А может быть, сработало агентство Дастина.

Я не знаю. Я просто коротко выдыхаю, но не расслабляюсь - день еще не закончился, новостная бомба может взорваться в любую минуту. И Эмма Мунлайт может обо всем узнать.

Вечером приезжает Джессика. Она многозначительно смотрит на открытую бутылку виски и садится рядом со мной на диван в гостиной.

- Все так плохо? - только и спрашивает она. Вид у нее не гневный, а понимающий, и я заключаю про себя, что Джессике пока ничего не известно.

- Да, погано, - признаюсь я.

- Как твоя подружка? - любопытствует она.

- Плохо. Этот урод исполосовал ее лицо. Знаешь, какая моя Лилит была красивая? - спрашиваю я с горечью, вспоминая блеск ее измученных глаз.

- Лилит... Лилит Бейкер, твоя подружка, с которой ты снимала квартиру, - припоминает Джессика, и я ругаю себя за то, что так необдуманно выдала ей имя.

- Откуда ты знаешь? - вздрагиваю я.

- Мне пришлось собрать на тебя полное досье, красотка, - пожимает плечами Джессика. - Обычная процедура, не волнуйся. А память у меня фотографическая. Ничего личного. Жаль девочку. Напоминает мою первую любовь.

Мне тоже жаль. Но что я могу сделать? И я молчу.

- У этого подонка родители со связями. Шишки в мэрии, - говорю я с отвращением. - Прости, если из-за меня у тебя будут проблемы.

И я рассказываю о том, как Лилит поджидали журналисты. Джессика внимательно меня слушает, глядя в окно на ночной город, перемигивающийся огнями, и между ее бровями появляется едва заметная вертикальная морщина.

Я заканчиваю, а Джессика встает и наливает в бокал виски, смешивает его с колой, добавляет лед и ставит на столик передо мной. В обтягивающих черных брюках, черной рубашке с закатанными рукавами, с черными, завязанными в высокий хвост волосами, она похожа на бунтарку - несвойственный ей образ.

Я молча пью. Она курит, сидя на подоконнике.

- Тот еще у тебя был денек, - задумчиво произносит Джессика, выдыхая горький дым. - Я прикрою тебя, если вдруг твои фото просочатся. Но будь осторожней.

- Извини, - только и говорю я. Джессика качает головой, пристально глядя на меня.

- У меня есть для тебя информация.

- Какая? - поднимаю я на нее взгляд.

- По делу твоей тети. Наверное, сейчас не время говорить тебе об этом, но потом я могу и передумать, - отвечает Джессика. - Я не слишком щепетильна, да.

- Говори, - прошу я, сжимая кулаки на коленях. - Пожалуйста, скажи, что тебе удалось узнать.

- Ты точно этого хочешь? - спрашивает она и делает новую затяжку - ее скулы выделяются сильнее обычного.

- Точно, - тверо отвечаю я, внутренне подобравшись.

- Дело по аварии, в которой пострадали твои родные, слишком сильно интересует влиятельных людей. Им занимался лично начальник бюро, Роберт Симс, фигура в департаменте полиции весьма значимая, - продолжает Джессика, пристально глядя на меня. - А чтобы обычное дело контролировал такой человек, как Симс, нужно надавить на правильные кнопки. Понимаешь, о чем я?

Я неуверенно киваю. Это имя ничего мне не говорит, но я понимаю, о чем ведет речь Джессика.

- У этого дела не было иного исхода, Санни. Оно должно было закончиться так, как хотелось им.

Я прикрываю глаза. Все так, как мне и казалось.

- Кстати, твоя тетя, думаю, в курсе, - продолжает Джессика. - Мне удалось узнать, что к ней приезжал адвокат человека, виновного в аварии. Узнай, появились ли на ее счету деньги. Если нет - ей угрожали. Если да - заплатили. В любом случае она будет молчать.

На место гневу в моей голове приходит растерянность. Возможно, Мэган и правда угрожали. С ней творится что-то не то.

- Значит, справедливости нет? - спрашиваю я, чувствуя себя маленькой девочкой.

- Нет. Есть только борьба: с системой, с людьми, с собой, - жестко отвечает Джессика. - Ты должна бороться. И твоя подруга. И тетя. Иначе вы не выживете.

- И как мне бороться с теми, кто контролирует начальника бюро? - ухмыляюсь я. - Как мне бороться с Мунлайтами? Против них - я ничто.

- Борись не против них, а против себя. Заставь себя забыть это и идти дальше, - говорит она. - Если ты погрязнешь в мыслях о горе или мести - ты пропала.

Как моя мать, думаю я. Она - погрязла.

Я хрипло смеюсь и снова пью. Мне всегда приходилось бороться: за любовь матери, за музыку, за существование. Теперь - за тетю и брата. А бороться за любовь я не стала - предала ее.

- Я буду петь вместо Дианы на концерте, - сообщаю я Джессике зачем-то.

- Знаю. Перетерпи, малышка, - говорит она. - Когда Аарон займет свое место, я помогу тебе.

Мне остается лишь смеяться - алкоголь начинает накрывать меня. А губы еще больше горят - будто Дастин прекратил целовать меня только что, а не много часов назад.

- Ложись спать, - велит Джессика. - С утра ты должна быть бодрой. Я останусь ночевать здесь. Все равно завтра должна буду привезти тебя на студию.

Мы расходимся по разным комнатам. Я принимаю душ, пытаясь привести разбегающиеся мысли в порядок, и вода льется прямо на голову - мокрые темно-медные пряди липнут к моим плечам. Я снова думаю о Дастине: его руках, губах и дыхании. И сердцебиение самой собой учащается.

Чтобы вытравить из себя эти мысли, я делаю воду холоднее и из душевой кабинки выхожу замерзшая.

Я лежу в своей кровати и смотрю на убывающий тонкий месяц, чей свет слабо льется в комнату. В моих пальцах - кулон в виде солнца, который вернул мне Дастин. Душу греет мысль о том, что он все еще любит меня. Несмотря ни на что. Такой, как он, - такую, как я. Однако стоит мне осознать, какую боль я причиняю ему, как я начинаю плакать. И царапаю руки, чтобы боль заглушила слезы. Про себя я тысячу раз повторяю слова извинения, но знаю, что Дастин их не услышит.