Итак, среди депутатов, собравшихся в Бордо, заметное большинство не пожелало провозгласить страну республикой, а только назначило Тьера, самого выдающегося тогда государственного деятеля, «главой исполнительной власти». Дело было в том, что монархистам очень не хотелось, чтобы новое царствование, чьим бы оно ни было, началось подписанием разгромного мира с Германией. Они рассчитывали опорочить республиканцев, переложив на них ответственность за такой мир. Кроме того, монархисты численно были в большинстве, но по-прежнему в их рядах был глубокий раскол. Несмотря на всеобщее отвращение к павшей империи, среди депутатов все же было несколько бонапартистов. Большинство монархистов, вероятно, были орлеанистами. Но легитимистов (сторонников прежних Бурбонов) было тоже немало – столько, что друзья Июльской монархии не могли поторопить события в деле с дискредитацией республиканцев. Поэтому монархисты сначала были вполне готовы предоставить делам идти своим чередом, а пока заняться улаживанием собственных разногласий.

Центральной фигурой этой ситуации был Луи-Адольф Тьер. Он был родом из марсельской буржуазной семьи, и в 1871 г. ему уже было не меньше семидесяти четырех лет. Уже много десятилетий он был знаменит как историк и политик. При Луи-Филиппе он уже был сначала министром, а потом премьер-министром, но разошелся с «королем-гражданином» из-за того, что настаивал, чтобы тот не пытался быть самодержцем. С 1840 по 1863 г. Тьер посвящал бо́льшую часть своего времени литературе, но в годы заката Второй империи вернулся в политику и вскоре приобрел большое влияние на ход дебатов в Палете. В 1870 г. призыв де Грамона к войне не вскружил Тьеру голову: он был одним из незначительного меньшинства депутатов, которое голосовало против разрыва отношений с Пруссией. Теперь, когда сопротивление закончилось, Тьера провозгласили самым выдающимся либералом Франции. Более двадцати округов оказали ему честь, избрав его своим представителем. Он предпочел стать депутатом от Парижа. Почти сразу после начала работы Собрание навязало ему сомнительную честь быть «главой исполнительной власти» на переходный период и вместе с ней печальную обязанность довести до конца переговоры с Бисмарком и подавить огнем пулеметов и артиллерии Парижскую коммуну.

До этого времени Тьер считался руководителем с большими, но не слишком выдающимися способностями. Теперь, когда он был уже стар, выяснилось, что он почти гениален. Он стал одним из истинных спасителей и строителей Франции. Раньше у него не получалось хорошо работать с коллегами из-за того, что он по натуре был не способен исполнять чужие приказы[293]. Но теперь он отвечал только перед своей совестью, Собранием и народом.

Поэтому он пришел на помощь страдающей стране и служил ей всеми своими зрелыми силами немолодого, но не дряхлого человека. Этим он по справедливости завоевал себе место «среди, вероятно, самой великой по значению и, несомненно, самой малой по численности группы государственных деятелей – среди тех, к кому их страна обратилась во время великого бедствия и кто, ведя ее через это бедствие, проявил величайшее постоянство, мужество, преданность и умение и был за это вознагражден успехом настолько, насколько позволяли обстоятельства»[294].

Только 10 мая 1871 г. Тьер смог официально завершить войну с Германией, подписав мирный договор во Франкфурте-на-Майне. Разумеется, борьба с Коммуной продолжалась еще около трех недель. Немцы оставались в северо-восточных департаментах и, согласно положениям договора, должны были там находиться, пока не будет уплачена огромная контрибуция. Поэтому первой задачей правительства Тьера стало решение финансовых проблем. Франция должна была собраться с духом и восстановить свою экономику как ради себя самой, так и для того, чтобы заплатить тевтонам за их уход.

Для того чтобы упрочить свое положение, Тьер в августе 1871 г. убедил Собрание принять так называемый закон Риве (названный так по фамилии того, кто его предложил). По этому закону Тьер получил титул президента республики и такие большие полномочия, что его стали называть «парламентским королем». Предполагалось, что президент будет назначать министров, выбирая их среди людей, приемлемых для большинства депутатов Собрания, но и сам будет отвечать перед Собранием за свои действия. Тьер всегда говорил, что сразу же подаст в отставку, если Собрание ясно выразит желание, чтобы он ушел с поста. Однако он очень старался, чтобы ему не пришлось уйти в отставку без серьезной причины. Он выходил на трибуну перед депутатами, побеждал их своим красноречием и одерживал над ними верх в дебатах. Лично он был в очень плохих отношениях с лидером радикалов Гамбеттой, и это было всем известно. Но вскоре появились тревожные признаки в отношениях Тьера с монархистами: стало заметно, что президент считает непреодолимыми разногласия между монархическими партиями. Одна из его знаменитых поговорок звучала так: «Республика разделяет нас меньше, чем любая другая форма правления». Такое поведение руководителя сильно встревожило большинство депутатов Собрания. Но положение страны было таким тяжелым, и Тьер был настолько необходим, что они не решались свергнуть его, так что им долго пришлось покорно принимать его красноречивые предложения.

Как уже было сказано, первой большой задачей было заплатить немцам за уход из страны. Были серьезные сомнения, что Франция сможет выплатить этот долг и выкупить свою землю. Бисмарк рассчитывал, что экономика Франции будет искалечена еще минимум десять лет. Но Тьер обратился за помощью к солидным крестьянам и буржуа своей страны, и его призыв был услышан. Никогда знаменитые «кубышки» этих неприхотливых людей, чья бережливость вошла в поговорки, не приносили их стране такой пользы, как в тот раз. В 1871 г. Франция была обязана заплатить миллиард франков, а заплатила 2 миллиарда. К началу 1873 г. она уплатила и остальные 3 миллиарда. И в сентябре 1873 г. последний немецкий солдат покинул захваченные земли. Государственные займы имели большой успех. По подписке на второй из них была собрана сумма, в четыре раза превышавшая ту, на которую рассчитывали. А когда правительству понадобились последние три миллиарда, народ дал ему 43. Разумеется, такие свидетельства преуспевания французов и их веры в будущее родины в огромной степени увеличили престиж Франции за границей, а самим французам добавили очень много чувства собственного достоинства и веры в себя. Недовольно ворчали по этому поводу только немцы. Долг был уплачен слишком быстро и слишком легко! С тех пор до 1914 г. сначала прусские милитаристы, а позже пангерманцы говорили, что Бисмарк слишком мягко обошелся с французами, уверенно предвещали «следующую войну» и заявляли, что в ней тевтоны должны постараться «обескровить Францию полностью».