Может, этим «кем-то» станет Грэнт.

А может и нет…

Поживем – увидим.

Ее блистательных праведников-родителей чуть инфаркт не хватил от новости, что их дочь была «мадам». Эстелла просто отказывалась в это верить. А Этан выдал свою обычную тираду на тему «если-тебе-нужны-были-деньги-почему-ты-не-обратилась-ко-мне».

По счастью, Донна Лейси, дочь английского режиссера, вернулась из Лондона. И Черил передала ей ее маленькую черную книжечку.

Она уже по горло была сыта этим бизнесом.

Мак Брукс как-то умудрился сохранить свою тайну. Никаких слухов. Никакой огласки.

Шарлин высказала мысль, что из этой истории получился бы неплохой сюжет для фильма.

– Только главное действующее лицо пусть будет не мужчина, а женщина, – предложила она, действительно увлеченная этой идеей. – Главную роль могу сыграть я, – добавила она, – а ты подумай о том, как мы с тобой поразвлечемся в трейлере во время обеденного перерыва.

Поразмыслив немного, Мак пришел к выводу, что она права. В конце концов, где еще, кроме как в Голливуде, можно представить реальный факт блестящей выдумкой?

Детектив Карлайл наконец бросил жену. А точнее, она сама его выставила.

Он сошелся со своей подружкой, но через несколько недель понял, что его супруга представляет меньшее зло и умолял ее разрешить ему вернуться.

Она отказала.

В конце концов он начал жить с официантской из закусочной, в которой обычно завтракал.

Она великолепно готовила яичницу.

Пятая законная жена Джордана Левитта произвела на свет мальчика. Джордан горел желанием назвать младенца Джордан Левитт-младший, но Джорданна и Ким охладили его пыл, сказав, что худшей идеи ему в голову прийти не могло, и наконец он сдался – мальчика назвали Сэмом.

У Джорданны снова был брат, чему она была очень рада.

Чарли Доллар и Барбара Барр в один прекрасный вечер повстречались в «Хоумбейз-Сентрал».

Одна бурная ночь – и она забеременела, а шестью неделями позже переехала к нему.

Ему было лень остановить ее.

Скандалы, постоянно происходившие между ними, давали прессе повод постоянно перемывать им косточки.

Через три месяца после происшествия в Лорен-Каньон Квинси и Эмбер давали званый обед.

– Помоги-ка мне, Майкл, – попросила Эмбер, едва удерживая блюдо с аппетитными гамбургерами и огромную миску с салатом, которые она несла во двор, где были накрыты столы.

– Запросто, красотка, – он принял блюдо из ее рук. Что бы он делал без Квинси и Эмбер? Они из своих сбережений выделили ему десять тысяч долларов, которые он должен был Марджори, и просто-таки заставили его послать ей чек.

– Пусть это будет авансом, – решил Квинси. – В счет наших будущих гонораров.

По счастью, дела, кажется, шли неплохо. Не пройдет и года, как он рассчитается со всеми долгами!

– Квинси и его «барбекью», – вздохнула Эмбер. – Я сделала всю черную работу, а лавры достались ему!

– Но ведь это его день рождения, – напомнил Майкл. – Никаких наездов на именинника!

– Пятидесятилетний толстяк, – Эмбер лукаво улыбнулась. – С завтрашнего дня этот тип садится на строжайшую диету, или ноги моей в этом доме больше не будет.

– Если быть честной, Эмбер, ты ведь никогда не оставишь его, правда?

Эмбер расплылась в улыбке.

– Даже если он растолстеет до четырех сотен фунтов, но ты ведь не скажешь ему об этом, Майкл? Не выдашь меня?

– Как ты могла подумать, что я способен на такое?

– Тогда идем к гостям, – позвала она.

Они вышли во дворик, где собрались человек двадцать приглашенных, а Квинси по секрету делился с Кеннеди рецептом приготовления его знаменитого соуса «барбекью».

Майкл поставил блюдо на стол и обвил рукой тонкую талию Кеннеди.

– Ты сегодня просто ослепительна, – прошептал он ей на ухо. – Впрочем, это твое обычное состояние.

– Я очень старалась, – промурлыкала она в ответ, – в конце концов, не каждый день мне приходится встречаться с «настоящими» людьми.

– Боже мой, – он игриво усмехнулся, – ты никогда не позволишь мне забыть эти слова.

Она тоже улыбнулась.

– Никогда.

Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. Она замерла в его объятиях. Они были вместе двенадцать недель и один день, и с каждой минутой она любила его все сильнее и сильнее. Шесть недель назад они начали жить вместе. И пока все складывалось просто прекрасно.

После тех памятных событий между ними произошла небольшая размолвка: она была обижена на него за то, что он утаил от нее известные ему факты, когда выяснил, что она работает над материалом об убийствах.

– Но ведь мы были едва знакомы, Кеннеди, – оправдывался он. – И у меня были определенные обязательства перед клиентом.

Постепенно она пришла к выводу, что он прав.

– Но ты должен пообещать, что больше никогда не будешь лгать мне.

– Клянусь, – ответил он. Ну и что она могла поделать? Она любила его.

Джорданна и Бобби немного опоздали. Джорданна выглядела просто восхитительно в коротком белом платьице, с белыми цветами в темных кудрях.

Бобби был одет в джинсы, тенниску и пиджак спортивного покроя от Армани, его пепельно-белокурые волосы волнами ниспадали на воротник. Они держались за руки и постоянно шептались между собой, как будто были одни на белом свете.

Все раны Джорданны благополучно зажили. След остался только у нее в душе. Она никогда не забудет Зейна Рикку. Его пустые мертвые глаза, его леденящие прикосновения, его голос, звенящий от злобы.

Из ее памяти никогда не изгладятся воспоминания о том моменте, когда пуля пронзила его тело, и фонтан крови хлынул прямо на нее.

Воспоминания.

Тяжелые воспоминания.

Избавься от них и начинай жить полноценной жизнью.

Против нее не было выдвинуто никаких обвинений. Она действовала в рамках необходимой самообороны.

Поначалу она была в центре всеобщего внимания. Пресса следила буквально за каждым ее шагом. Но вскоре всех захватил новый скандал – Барбара Барр изменяет Чарли Доллару с одним почтенным женатым сенатором, и имя Джорданны постепенно исчезло с центральных полос газет.

Она начала работать в картине Бобби и вскоре поняла, что впервые в жизни нашла себе занятие по душе. Очевидно, это было у нее в крови.

Она сняла квартирку и переехала туда, правда, без Бобби. Хотя он и готов был примчаться к ней по первому зову, он прекрасно понимал, что ей нужно время для того, чтобы прийти в себя, и не возражал против этого.