в полном смысле этого слова (т. е. сельских)! — язычников (латинское слово «паганус» — «язычник», означает буквально «селянин», «деревенщина», от слова «паг» — «сельский округ»). Выходит, что не только Киевская Русь (согласно Повести временных лет) имела шанс принять иудаизм (если бы хазарским иудеям удалось склонить на свою сторону «нашего» Амала — князя Владимира Красное Солнышко). Но и испанские язычники имели вполне реальный шанс стать иудеями. Расовый момент в те времена имел гораздо меньшее значение, чем момент религиозный. Внутреннего решения конкретного индивидуума было достаточно для всех религий. Хотя и не для всех царей вестготов…

С учетом этого проявившегося очень рано антииудейского настроя испанских кафоликов, арианские вестготские цари, пришедшие на смену православным римским императорам, по логике вещей, должны были казаться иудеям желанными и, так сказать, прирожденными покровителями. Поэтому иудеи, особенно — в запиренейской Септимании, т. е. в готских владениях вокруг Нарбона — заняли однозначно проготскую позицию. Направленную не только против римлян (фактора, вскоре совсем сошедшего на нет), но и против православных франков, постоянно стремившихся Септиманию покорить. Что не сулило септиманским иудеям ничего хорошего. Вопреки фантазиям Майкла Бэйджента, Ричарда Ли, Генри Линкольна и прочих сторонников мифа о «Приорате Сиона», «Мессианском наследии», «Священной Крови», «Святом Граале», происхождении Меровингов из дома Давидова и обо всем, что с ними связано. Не случайно христианский биограф первого православного царя франков — уже знакомого нам Хлодвига I из дома Меровингов — писал об этом германском «Новом Константине», что, когда Хлодвиг при своем крещении услышал о предательстве Иуды и страданиях Господа Иисуса Христа, он воскликнул, что если бы тогда находился рядом, то вместе со своими франками отплатил бы за это иудеям «кровавой местью». Примечательно, что автор биографии Хлодвига, будучи смиренным христианским монахом, откровенно радовался словам воинственного франкского царя, подчеркивая: «Этим он доказал глубину своей веры, подтвердил свою преданность христианству».

Счастливому периоду спокойного развития и быстрого экономического взлета многочисленных иудейских семейств в Испании был, однако, неожиданно положен конец. Когда распри между двумя соперничавшими вариантами христианства прекратились при царе Реккареде I. И вся мощь испанского кафолицизма, не отвлекаясь больше на борьбу с арианством, сведенным, наконец, на нет, обрушилась на иудеев. Первое исторически засвидетельствованное гонение на иудеев в вестготской Испании (на острове Менорка), связанное с почитанием святого первомученика Стефана, носило еще болееменее случайный характер. Но теперь, под давлением кафолической церкви, вестготские цари — Реккаред I, Сисебут и другие, приняли новые, весьма суровые законы, крайне осложнившие жизнь их иудейских подданных. А цари позднего готского периода истории Испании — Реккесвинт (Рецесвинт) и Эрвиг — похоже, даже стремились, путем принятия все более строгих законов об иудеях, вообще изгнать иудейское религиозное меньшинство из своих пределов.

Первый удар христиан по «сынам Иудиным» носил, так сказать, экономический характер. Иудеям было запрещено держать в услужении рабов христианского вероисповедания. Епископы-кафолики со своей паствой сочли недопустимым, чтобы христиане, не говоря уже о христианках, «служили иудеям, их страстям и даже похоти». Когда затем царь Сисебут, высокообразованный человек и даже стихотворец, под страхом изгнания «сынов Израилевых» из страны, добился массового обращения иудеев в христианство, появилась новая возможность принудить этих «христиан поневоле» к соблюдению христианских заповедей и жизненных правил. Насильно окрещенные «сыны Иудины» были подчинены епископам. О том, к чему это привело, Шарль-Луи де Монтескье в главе I книги XXVIII своего знаменитого труда «О духе законов» не без основания писал, как о начале инквизиции (во всяком случае — испанской):

«Епископы пользовались очень большим влиянием при дворе вестготских королей (царей — В.А.); важнейшие дела решались на соборах. Мы обязаны вестготскому кодексу всеми правилами, принципами и понятиями современной (XVIII в. — В.А.) инквизиции, и впоследствии монахи полностью применяли к евреям (иудеям — В.А.) законы, составленные некогда епископами» (Монтескье).

То, что иудеи не ощутили на себе в полной мере всю суровость этих законов, объяснялось целым рядом причин, связанных с самим характером власти вестготов над Испанией. Во-первых, готские цари очень часто сменяли друг друга. И эта «царская чехарда» не позволяла последовательно применять антииудейское законодательство на практике. Царь Гундемар, к примеру, начавшей форменное гонение на иудеев, продержался у власти совсем недолго — с 610 по 612 г. С другой стороны, у иудеев, как уже упоминалось выше, были деньги, которых у царей, причем не только у вестготских, как правило, не было. «Флюс мафиш», как говорят арабы, «денег нет». Именно благодаря большим суммам «презренного металла» вечно гонимым «сынам Израилевым» удавалось, вплоть до Нового Времени, смягчать сердца гонителей. Так и испанским иудеям удавалось до поры-до времени избегать слишком жестокого угнетения путем щедрых «доброхотных даяний».

Черта под этот период, который может быть назван неприятным, тягостным и унизительным для иберийских иудеев, но все-таки не совсем бесчеловечным и бесперспективным, была подведена в момент, когда мешумед — вероотступник-конвертит, т. е. выкрест (крещеный иудей) или потомок иудеев, перешедших в христианство (таких впоследствии на Иберийском полуострове называли «новыми христианами» или «марранами») занял высшую церковную должность в вестготской Испании. Это был некто Юлиан (Хулиан), архиепископ Толета. Города, называвшегося по-древнееврейски так же, как он впоследствии стал называться по-арабски: Толетола. Ибо он был, по иудейскому сказанию, основан, якобы, бродячими иудейскими беженцами (толетолим), бежавшими в Сефард после разрушения Иерусалима с Первым Храмом Единого Бога и выселения жителей Иудеи халдейским (нововавилонским) царем Навуходоносором (Набукудуриуццуром) II в 597 г. до Р.Х.

Юлиан стал архиепископом Толетским в 680, а умер в 690 г. по Р.Х. Он председательствовал на нескольких церковных синодах, написал ряд богословских трактатов, историю правления царя вестготов Вамбы и латинское сочинение, направленное против иудеев. Удостоившись впоследствии, несмотря на некоторые вероисповедные разногласия с папой римским, причисления к лику святых. Через четыре года после его смерти на вестготскую Испанию обрушилась страшная эпидемия чумы.

Юлиан (как впоследствии — официальный создатель испанской инквизиции и первый Великий Инквизитор Томас де Торквемада) принадлежал к числу немногих действительно выдающихся и страшных своим ренегатским рвением отступников от иудейства, обратившихся против исповедников веры собственных отцов и дедов, став, благодаря своему острому уму и пылу неофитов, их самыми непримиримыми врагами. Юлиан и комит (впоследствии — царь) Эрвиг так прекрасно взаимодополняли друг друга, что исторические последствия этой взаимодополняемости (или «положительной комплиментарности», как сказал бы академик Л.Н. Гумилев) не заставили себя долго ждать. Ибо Эрвиг был не готом, а «ромеем». Опоившим царя Вамбу неким «лютым зельем», от которого помрачившийся рассудком готский царь скончался в 680 г. Эрвиг же, при поддержке церкви, стал править Испанией, всячески притесняя знатные, истинноготские роды. Желая снискать расположение епископов и отвлечь внимание