– Ох, ради бога… – Тэта сорвала с нее перчатки.

Скрививши рот и едва не крича от ужаса и гадливости, Эви тронула скелет.

– Ну, почему мне нельзя быть сновидицей, а? – вопросила она у мироздания в целом. – Зачем нужно обязательно предметы читать?

– Давай, Шеба, – ободряюще сказал Сэм. – Ты сможешь.

Эви вцепилась в запястье трупа и задышала – вдох, выдох, вдох – в попытке расслабиться. Видение началось покалыванием в пальцах и поползло вверх по рукам, сводя мышцы шеи. В следующее мгновение она была уже в трансе, а картинки мелькали, как кино на ярком экране.

– Корабль… Я на корабле, – проговорила она и согнулась. – Так, морская болезнь…

– Ты там в порядке? – донесся голос Сэма.

– Ишь, какой заботливый… – пробормотала Эви.

– Чего?

– Ничего.

Она дала себе чуть-чуть выскользнуть, чтобы хоть немного улучшить самочувствие.

– Пассажиры сходят с корабля, – сообщила она далеким голосом. – Это порт… Сан-Франциско.

Охрана погнала прибывших в здание на обработку. Эви казалось, что она болтается между землей и небом. Девушке было страшно, и от чужого страха у нее колотилось сердце. Эви попробовала отстраниться и сосредоточилась взамен на документе у нее в руке. Текст был на китайском и английском: «О’Баннион и Ли: Брачная контора».

Двое человек вошли в забитое народом здание. Один был крупный, дородный белый с бакенбардами и усищами, сильно смахивающими на велосипедный руль. Другой – китаец в западном костюме, все время улыбавшийся, не показывая зубы. Они всучили иммиграционному офицеру пятьдесят долларов, чтобы смотрел в другую сторону, и забрали девушку и еще двоих с ней. Тут картинка решила, что с нее хватит.

Эви решительно сжала костлявую руку, и на экран выплыли убогие нью-йоркские трущобы: улицы, обильно унавоженные грязью и конским пометом; нищие клянчат объедки. Беззубая, грязная женщина нежно воркует что-то завернутому в тряпки младенцу у ее голой груди. Кругом деловито суетятся мухи.

– Ш-ш-ш, ай, какой хороший мальчик, – кудахтала женщина.

Эви увидела, что ребенок мертв.

Пьянчуга махнул кружкой и проорал с густым ирландским акцентом:

– Добро пожаловать в Пять Углов – задний двор преисподней!

Влезши на ящик из-под мыла, какой-то мужчина окучивал толпу:

– …закрыть наши границы от грязных китаёз, чьи распутные бабы совращают нашу молодежь, разрушают семьи, лишают белых мужчин работы…

– Шеба? Есть что-нибудь? – приплыл издалека голос Сэма.

Видение сосредоточилось на растрепанной женщине: она лежала на койке, сжимая в руках музыкальную шкатулку. Глаза у нее были стеклянные, как у человека, плотно сидящего на опиуме. Впрочем, это была та самая девушка с корабля, ощущение не обманешь.

– Кажется, я ее нашла, – пробормотала Эви.

Она чувствовала опиум у себя в жилах, голова кружилась, ее мутило… Отстраниться… Ей срочно нужно отстраниться.

Господин с бакенбардами отдернул занавеску.

– Хватит мечтать, Вай-Мэй. Пора браться за работу.

Рядом ждал мужчина, держа в руках пальто. Эви знала, зачем он здесь и что Вай-Мэй полагалось для него сделать. Она больше не могла оставаться в этом видении.

Эви попробовала разорвать связь, но, кажется, ей показали еще не все.

Тихонько зарычав, она стиснула зубы и нырнула поглубже.

Снова грязные улицы. Бакенбарды одеты в отличный костюм. Пальцы Вай-Мэй на рукоятке ножа. Она подбегает к нему, втыкает кинжал в грудь, потом еще и еще. Его синие глаза, удивленные, потрясенные… Кровь расползается по белой рубашке, бежит между пальцами. Он падает на мостовую, слышны полицейские свистки, крики…

– Убийство, убийство… – пробормотала Эви.

Сердце у нее колотилось заодно с сердцем девушки, которая помчалась прочь от толпы, вниз по ступенькам в подвал лавки Девлина, дальше, на станцию пневматической дороги… Она спряталась в стоящем на приколе вагоне, схоронилась под бархатным диваном, уснула… Во сне ее преследовал стук молотков: кто-то работал рядом. Вай-Мэй открыла глаза только раз – чтобы увидеть, как меркнет свет, сменяясь кромешной тьмой, но сделать все равно ничего не могла, потому что была слаба и хотела только спать, спать, спать…

Пробуждение. Гложущий опиумный голод. Эви чуть не задохнулась, пока Вай-Мэй рвало желчью. Потом она выбралась из вагона и обнаружила, что тоннель заложен кирпичом. Кругом царила полная тьма. В отчаянии Вай-Мэй колотила кулачками по стене – все безнадежно. Она соскользнула по стене на пол. Воздуху становилось все меньше, голову сдавило, как обручем. Вон… Больше она ничего не хотела: вон из этой каменной могилы. А единственным способом вырваться, скрыться была мечта…

Эви разорвала связь и рухнула в грязь на колени, хватая ртом воздух.

– Эвил, ты в порядке? – Тэта по доброте душевной отвесила ей пару крепких оплеух.

– Эй! Прекрати, а? – Эви попыталась от нее уползти.

– Мне показалось, ты задыхаешься.

– Да я… просто… дышать пытаюсь, – Эви пару раз вдохнула полной грудью, хотя и с большим трудом. – Она пришла сюда спрятаться, – сообщила она, все еще тяжело дыша. – Но именно в этот день станцию замуровали. Пока она спала в вагоне, они заложили тоннель кирпичом. Похоронили ее живой, короче.

– Какой ужасный способ умереть, – сказал Сэм. – В полном одиночестве.

Все умолкли, придавленные кошмаром и невыразимой грустью этой смерти.

– Ты что-нибудь узнала насчет того, как нам избавиться от этой дамочки и от ее призрачного ревю? – спросила наконец Тэта.

Эви схватилась рукой за шею, чтобы как-то утихомирить пустившийся вскачь пульс.

– Точно сказать не могу, но было у меня такое чувство там, внутри… Жуткое это место. Оно-то ее тут и держит, я думаю. Она не может обрести покой. Надо унести отсюда ее кости. Надо о ней позаботиться…

– Правильные похороны, – кивнул Мемфис.

– Отлично. Устроим ей проводы, – сказал Сэм. – Где будем хоронить?

– Тут церковь Троицы недалеко. C кладбищем, – подсказал Мемфис. – Это святая земля.

– Думаешь, сработает? – усомнилась Тэта. – Джерико говорил, у каждой культуры свои верования.

– А я знаю? – пожал плечами Сэм. – Я в этих ваших призрачных делах полный профан.

– Нельзя оставлять ее в этом ужасном месте, – заявила Эви. – Это, по крайней мере, ясно.

– Я только за, давайте скорее убираться отсюда, – согласился Сэм. – Мемфис, поможем барышне?

Очень осторожно они подняли скелет Вай-Мэй. Некоторые кости отцепились и упали в пыль, но большинство осталось вместе.

– Да уж, по карманам такое не рассуешь, – заметил Сэм.