полковник Транкар; и офицеры ВВС. Вьетминь, полностью лишённый самолетов, питал особенно глубокую ненависть к летчикам из-за жертв, которые они неизменно причиняли гражданскому населению. Когда они опознали среди пленных командира отряда ВВС капитана Шарно, они повели его к братской могиле близ Бан Ко Ми, в трех километрах к югу от основной позиции, где они захоронили гражданских жертв неудачно наведенного французского воздушного налета. Капитану Шарно пришлось одного за другим раскапывать изуродованные тела под палящим солнцем, смотреть на них и перезахоранивать. Затем его отправили в лагеря.

Несколько дней спустя, когда он оцепенело спотыкаясь, брел по дороге, рядом с ним с визгом остановился джип. Офицер Вьетминя вышел, оглядел его и сказал на безупречном французском, используя форму «ты»:

- Ты разве меня не помнишь? Ты и я, мы вместе учились в лицее Монпелье.

Шарно теперь узнал лицо под странным плоским шлемом, но он не мог вспомнить имя своего вьетнамского одноклассника, который превратился во вражеского офицера.

- Пойдем, - сказал офицер Вьетминя, - я возьму тебя с собой. Тебе не обязательно идти пешком.

Офицер обменялся несколькими словами с конвоирами Шарно и Шарно перешел из рук в руки без дальнейших формальностей. Он поехал в лагерь военнопленных в сравнительной роскоши джипа – даже де Кастр и его штаб ехали на грузовиках – так и не узнав имени своего благодетеля.

Но для большинства других пленных марш в лагеря был кошмаром, с его сценами человеческой слабости и невероятной стойкости. Майор де Мекнан, который был взят в плен в начале битвы на ОП «Габриэль», позже вспоминал, как Вьетминь, даже во временных лагерях военнопленных до окончания битвы, натравливал одну группу пленных на другую, и не без успеха.

Он особенно запомнил в своем лагере группу иностранных легионеров немецкого происхождения, которые достаточно здраво решили, что это все равно не их война, и что сейчас важнее всего было остаться в живых до заключения перемирия. Они сообщили начальнику лагеря что стали «прогрессивными» и им немедленно был предоставлен привилегированный статус в лагере, а также улучшенные продовольственные пайки. Каждое утро часть церемониала состояла в лекции политического комиссара лагеря о победах предыдущего дня в битве при Дьенбьенфу и роль «прогрессивистов» заключалась в том, чтобы обеспечивать подходящую подбадривающую секцию для объявления о таких победах. Они приветствовали или порывисто пели «Интернационал» в честь поражения 3-го батальона тай на «Анн-Мари» и алжирцев на «Доминик». Они также не возражали против того, чтобы аплодировать уничтожению марокканцев и вьетнамских десантников на «Элиан-1».

Но затем, в середине апреля начались ожесточенные бои за северные ОП «Югетт». Однажды утром комендант лагеря Вьетминя прочел воодушевляющую новость о том, что пехотинцы и десантники Иностранного легиона удерживающие северные ОП «Югетт» были разгромлены и что часть жизненно важной взлетно-посадочной полосы теперь находится в руках Народной армии. Среди собравшихся заключенных воцарилась мертвая тишина, и в отличие от установившейся привычки, ликующая часть «прогрессистов» также хранила молчание. Раздраженным голосом комендант лагеря повернулся к ним и сказал:

- Давайте, пойте! Чего вы ждете?

Иностранные легионеры молча посмотрели друг на друга, а затем начали петь. Собравшиеся французские пленные мгновенно ахнули от шока – когда они не узнали немецкую песню «Был у меня товарищ». Легионеры-перебежчики пели прекрасную песню, которой немцы чествовали своих погибших на войне со времен наполеоновских войн 1809 года. Одно дело радоваться гибели других «чужих» подразделений, сражающихся в долине; совсем другое дело – предать Иностранный легион. «Прогрессивисты» были лишены своих особых привилегий и возвращены на рисово-водную диету остальных пленных.

Офицеров штаба Дьенбьенфу везли на восток в грузовике со связанными за спиной руками, а их тела были набиты так плотно, что малейший бугорок на изрытой глубокими колеями дороге в джунглях час за часом беспомощно прижимал их друг к другу. Среди них были также военные корреспонденты Пьер Шендорффер, Даниэль Камю и Жан Перо. Не в силах пошевелиться, они видели, как километр за километром проносятся джунгли и знали, что с каждой минутой, с каждым километром, они удаляются все дальше от любого шанса спастись. Перо, который уже отсидел долгий срок в нацистском концентрационном лагере за свою деятельность во французском Сопротивлении, был особенно впечатлителен. Он сказал Шендорфферу:

- Я просто должен отсюда выбраться. Я не могу сделать это второй раз. На этот раз я уверен, что не выйду из этого живым.

Стоя спиной к спине, они обыскивали карманы друг друга, в поисках предмета, который мог бы помочь им сбежать. Наконец, Перо обнаружил, что Шендорффер сохранил в своем кармане свой швейцарский перочинный нож. Ценой мучительных корчей, ему удалось дотянуться до него и открыть ножовку. Как только это было сделано, было нетрудно разорвать путы друг друга, но возникла проблема с выбором подходящей отправной точки. Поскольку они не были в последнем грузовике колонны, водитель и охранник в следующем грузовике их бы наверняка увидели бы. Поэтому им пришлось ждать особенно резкого поворота, который заставил следующий грузовик замедлиться настолько, чтобы оказаться за другой стороной поворота, пока они будут прыгать со своего грузовика. Наконец, случай представился на крутой переправе через Черную реку в Такхоа, почти на полпути между Дьенбьенфу и Ханоем.

Как они и рассчитывали, крутой поворот заставил грузовик позади них почти полностью остановиться, и поскольку остальные пленные загораживали обзор из кабины их собственного грузовика, Перо и Шендорффер спрыгнули и бросились к лесу на обочине дороги. Они обнаружили почти сплошную стену из полностью выросшего бамбука. В течение невероятно долгих секунд они отчаянно пытались найти просвет, достаточно широкий, чтобы пропустить их тела. Перо наконец преуспел, как раз в тот момент, когда грузовик выезжал из-за поворота, но Шендорффер, поскользнувшийся в луже воды, был немедленно замечен охранниками Вьетминя. Выстрелы раздавались во всех направлениях, когда охранники пытались догнать Перо, в то время как другие избивали лежавшего ничком Шендорффера до потери сознания и снова грузили его в грузовик. Все его фотографии битвы при Дьенбьенфу, которые он прятал, были у него отобраны. Перо больше никто не видел, хотя ходили слухи, что он позже был убит в лесу алчными туземцами, или даже что позже его видели в коммунистическом Ханое в компании принцессы из племени тай, попавшей в кольцо осады Дьенбьенфу. Но все это только слухи. Что касается французской армии, то сержант Жан Перо из информационной службы французской прессы в Индокитае, прикомандированный к 71-й штабной роте в Дьенбьенфу, навсегда исчез где-то на шоссе №41 в мае 1954 года. Как он и хотел, ему не пришлось