что враги получили значительное военное преимущество, но в сложившихся обстоятельствах, казалось, другого выхода не было. Имея предварительное соглашение в кармане, враг теперь начал черепашьими темпами расчистку и ремонт взлетно-посадочной полосы в Дьенбьенфу, но позволил французским вертолетам и легким самолетам прилетать, чтобы забрать нескольких раненых за раз.

К 25 мая аэродром все еще не был готов для приема С-47 и Вьетминь, который до сих пор отказывался от помощи французских специалистов по разминированию для расчистки поля, теперь потребовал, чтобы такие специалисты прилетели. Тем временем, внутри лагеря также усилилось давление, поскольку политические комиссары Вьетминя начали прибирать к рукам своих собственных врачей. Раненые были «переклассифицированы» в соответствии с тем, что называлось их «демократической срочностью», а не их медицинской срочностью, при этом нижним чинам неевропейского происхождения медицинская помощь оказывалась раньше, чем европейским солдатам, а те, в свою очередь, лечились раньше или лучше, чем унтер-офицеры или офицеры. Когда из-за нескольких неисправных парашютов некоторые медицинские грузы упали в лагере, Вьетминь запретил сбросы с воздуха, но разрешил эвакуационным вертолетам и легким самолетам доставлять любые припасы, которые те могли доставить с их небольшой грузоподъёмностью.

И прежде всего, поскольку французский медицинский персонал в лагере понятия не имел о результатах ведущихся переговоров, на них оказывалось сильное давление, чтобы они подписывали призывы о «милосердии», ради освобождения своих раненых. Две женщины, политические комиссары, были специально приставлены к мадемуазель де Галар, французской медсестре, чтобы заставить ее подписать серию специальных обращений, из-за их особого эмоционального воздействия, исходящего от единственной француженки в Дьенбьенфу. Позже, доктор Гровен подробно описал, как она сопротивлялась в течение десяти дней, но затем уступила по его приказу (он также подписал отдельное обращение) из-за их страха, что за ее стойкость придется расплачиваться раненым.

Все эти призывы пришлось писать и переписывать несколько раз, пока они не соответствовали пропагандистским требованиям победителей, и они, конечно же, были немедленно использованы в пропагандистских целях и появились в мировой прессе. Мадемуазель де Галар, таким образом, написала письмо Хо Ши Мину по случаю его 64-летия 19 мая, в котором она поблагодарила его за милосердие к раненым пленным и пообещала, что по возвращении во Францию она попытается создать «среди молодежи, которая меня окружает, атмосферу большего взаимопонимания между двумя нашими народами, чтобы помочь, насколько в моих силах, восстановить мир». Как только она написала это письмо, две ее комиссарши сообщили ей, что она будет освобождена, но она должна написать еще одно письмо Хо Ши Мину, и еще одно в женскую организацию Вьетминя. В своем втором письме она просила о том, что дорого ее сердцу, об освобождении ее товарищей по медицинским бригадам, и снова, затронув ту же тему борьбы за мир по возвращении во Францию, она также добавила что «… хотя моя радость от возвращения домой велика, она будет крайне неполной, если бы я уехала одна, оставив позади себя остальной медицинский персонал, врачей, а также санитаров, с которыми я неустанно работала, ухаживая за нашими ранеными. Поэтому я прошу Вас не забывать о них, и я уверена, что никто никогда не взывает напрасно к Вашему милосердию…»

Несколько дней спустя, сам Хо Ши Мин показал письмо мадемуазель де Галар российскому кинооператору Кармену и добавил:

- Генерал де Кастр сейчас тоже выступает за мир. Перед (битвой) он не говорил о мире.

К сожалению, 22 мая в 15.00 три самолета французских ВВС разбомбили и обстреляли шоссе №41, в двух километрах к югу от Коной, ранив и убив многих французских пленных вместе с их захватчиками. В отместку Вьетминь выслал оставшийся французский персонал, включая доктора Гровена и отправил их по шоссе №41 тем же путем, что и военнопленных. Это был ловкий психологический трюк. Они шли несколько дней, как и остальные военнопленные, но затем их погрузили на грузовики, отправили обратно в Дьенбьенфу и отпустили с последними ранеными в первую неделю июня 1954 года.

Для самых сложных случаев, был еще один путь эвакуации по воздуху. Соединенные Штаты в качестве последнего жеста благотворительности предложили лечить их в военных госпиталях Соединенных Штатов, и вскоре началась операция «Раненый воин», в ходе которой выжившие перебрасывались по воздуху из Сайгона через половину мира в Вестовер Филд, штат Массачусетс. Десять лет спустя, аджюдан Иностранного легиона Лидеке, в Ин-Эккере, одном из последних французских фортов в Сахаре, с гордостью вспоминал, как его обучали английскому языку американские студенты из колледжа Маунт-Холиок, учебного заведения недалеко от Вестовера, как только они узнали, что французы и легионеры из Дьенбьенфу были, по словам Лидеке «люди как люди».

Что касается мадемуазель де Галар, как и было обещано, она была освобождена 24 мая. Молодая женщина прибыла в Ханой в 20.30, все еще одетая в ушитую камуфляжную форму французских десантников. Она старалась поддерживать себя в чистоте, но когда она вышла из самолета, ее тропические ботинки все еще были покрыты коричневой грязью Дьенбьенфу. Уехавшая во Францию несколько дней спустя, Женевьева де Галар-Террауб провела в Индокитае более четырех лет и выполнила 149 задач медицинской эвакуации, включая сорок в Дьенбьенфу.

Мадам де Кастр выехала 23 мая из Ханоя в Париж, куда она прибыла 25 мая в 11.55. На аэродроме Орли, ее ожидали государственный секретарь Франции по делам Индокитая Марк Жаке и государственный секретарь Франции по вопросам национальной обороны Пьер де Шевинь. На ней было бежевое пальто и белая облегающая шляпка, и на этот раз она отказалась разговаривать с прессой. Автомобиль «Ситроен» французского генерального штаба, управляемый жандармом, увез ее за город.

Также 24 мая тяжелораненый старший сержант был вывезен из долины Дьенбьенфу в столицу Лаоса Луангпрабанг. Он был венгром, по фамилии Береш и служил в 1-м парашютном батальоне Иностранного легиона на «Югетт». 19 мая, когда Вьетминь праздновал день рождения Хо Ши Мина, Береш дотащился до палатки близлежащего командного пункта Вьетминя, где ранее он заметил вымпел Иностранного легиона, который по-видимому, попал в руки врага в целости и сохранности. Это был ротный вымпел 4-й роты 1-го батальона 13 полубригады Иностранного легиона, уничтоженной во время самой первой атаки на «Беатрис» 13 марта. Сержант Береш схватил зелено-красный вымпел с золотым шитьем и быстро засунул его под рубашку. К счастью, его не слишком обыскивали при отбытии, и, без сомнения, из соображений сохранения лица, Вьетминь никогда не признавал, что какой-либо пленный – и особенно тяжело раненый пленный – мог ускользнуть от их наблюдения настолько, чтобы украсть флаг. Таким образом, Иностранный легион стал единственной частью в Дьенбьенфу, которая спасла