– Я так рад, что ты появилась в нашей жизни, Реджина. Ты не представляешь, как я тебе благодарен за это. Я восхищаюсь тобой, и все передают тебе привет. Они…

– Калеб…

– Да-да, Калеб тоже был здесь. Ты ненадолго очнулась, но потом снова заснула. Он в порядке. Никто не пострадал серьёзно, кроме тебя. Все парни уже вернулись к работе, а те… козлы… – Я различаю ярость в его тихом голосе. – Они наказаны. Не переживай. Сейчас ты должна думать только о себе. Поспи, дорогая, поспи ещё. Во сне люди восстанавливаются лучше…

Нет, я не хочу спать, но мои веки закрываются. Опять всё повторяется. Я так устала от одних и тех же картинок, что меня всё это начинает ужасно раздражать. Я ненавижу, когда слаба или подхватываю вирус. Это бывало крайне редко. Быть недееспособной, да ещё и пребывать в постоянном сне, выматывает.

Чередование недолгого бодрствования и сна. Разные люди, приходящие в палату. Обычно это медсёстры и врачи, но снова заходил Калеб. Или мне просто это приснилось. Я не знаю уже, чему верить. Но Дерика я так и не видела.

– Вы уже стабильно просыпаетесь каждый день, мадемуазель. Это хороший признак того, что вы идёте на поправку. Скоро мы отключим вас от аппаратов, сердечные ритмы в норме, кислород более не нужен. Только капельницы. И ещё антибиотики, чтобы не было заражения. Обезболивающее и снотворное ночью. Мы же не хотим сбить режим дня. Мы должны теперь его восстанавливать. И, конечно, витамины. Хотите поесть? Я принесу вам суп.

– Нет, – шепчу я.

– Хорошо, попробуем попозже ещё раз, да? Отдыхайте.

Перевожу взгляд на девушку, исчезающую за дверью вместе с аппаратом, и издаю тихий стон. Всё тело продолжает пребывать в странном состоянии. Я могу немного пошевелить руками, но вот ноги, словно ватные. Я уже в силах соображать яснее и видеть всё лучше в лучах солнца, бьющего в окно. Но этого мало для меня. Лежать голой под одеялами ужасно. Не вставать, испражняться в контейнер – отвратительно. Лекарства снова действуют на меня, отправляя в очередной нудный и долгий сон.

С каждым моим пробуждением мне становится легче воспринимать действительность. Я уже пролежала здесь неделю, целых семь дней, и никто из знакомых не появился. Меня словно бросили одну. Это убивает. Мне нужно общение. Хоть какое-то. Ни супы, ни милые врачи, обхаживающие меня, ни вода, ни цветы, которые заполонили всю большую палату, раздражая меня своей вонью. Мне читали вслух записи на карточках. Каждый из ребят, работающих в охране, прислал букет. Калеб тоже. Ещё Ферсь с Клаудией. Эни. Даже Сабина. Но никто и слова не говорит о том, что случилось потом, после выстрела. Что с Дином? Что с Дериком? Как меня, вообще, привезли сюда? Знаю только, что всё оплачено самим королём.

На тринадцатый день пребывания в моей одиночной камере, мне, наконец-то, разрешают встать и немного походить, выдав белоснежную сорочку и халат. Швы на талии, затянутые бинтами, ужасно болят. При каждом глубоком вдохе, чихе, движении. Даже говорить громко не могу из-за них.

Дерик так и не появился.

Мне не разрешают ни смотреть телевизор, ни читать какую-нибудь книгу, чтобы хоть чем-то заняться, рекомендовано только отдыхать. А меня уже воротит от кровати и вони лекарств. Позвонить тоже никому не могу. Говорят со мной только по существу, и ничего более.

– Доброе утро, леди Реджина. Вы сегодня в хорошем настроении? Для вас приготовили вафли. – Ко мне в палату входит улыбчивая медсестра. Вздыхаю поверхностно и натягиваю улыбку.

– Доброе утро. Спасибо…

Вафли. Когда-то Дерик готовил мне вафли.

Есть тоже некомфортно. Хотя врачи говорят, что у меня всё прекрасно заживает, да и по самочувствию я это понимаю, но порой швы так сильно тянут. Особенно, ночью. Особенно, вчера, когда шёл дождь. Но я терплю, зная, что это временно, и ужасная тьма позади.

– Привет. Можно? – Дверь открывается, и в палату заглядывает знакомое лицо.

– Эни, – радостно улыбаюсь ей, такой же элегантной, красивой и статной в брючном костюме, как и раньше.

Девушка проходит и садится у моих ног, протягивая мне бумажный пакет.

– Я знаю, что ты терпеть не можешь эти мёртвые букеты, так что принесла тебе круассан с миндалём и шоколадом и кофе. И прости, было много дел, но я пришла.

– Боже, ты моя спасительница. Мне не дают здесь кофе. Аромат потрясающий. – Наслаждаюсь кофейным дымком и делаю небольшой глоток. Какой кайф.

– Как ты, Реджина? Как себя чувствуешь? – Она обеспокоенно смотрит на меня, пытаясь разглядеть под сорочкой повязку или же дыру в моём теле.

– Как будто меня подстрелили и затем сдали на утилизацию. Попасть в госпиталь в чужой стране – паршиво, – честно отвечая, откусываю круассан. Божественно!

– Брось, это всё глупости. Ты всех очень напугала. Да если учесть, что, вообще, случилось в ту ночь, то и словами не передать. Также король запретил всем нам волновать тебя и приходить к тебе, чтобы ты могла нормально восстановиться. Каждый день в замок пересылают новости о тебе, которые мы все ждём.

– Мы?

– Да, я, король, Клаудия, Сабина, Герман, Калеб и другие.

– Все, кроме Дерика. Ты не упомянула его, – мрачно замечаю я.

– Ну, ему сейчас не до этого… хотя… хм, в общем. Он провёл здесь достаточно времени в самом начале. Ты была без сознания.

– Правда?

– Да. Потом он приезжал, но уже ночью, когда ты снова спала. Днём он очень занят.

– Понятно. А как… Дин?

Эни кривится и передёргивает плечами.

– Он осуждён и ждёт решения короля, какой срок будет отматывать. Поверить не могу, что он выстрелил в тебя. Он отравил людей… Что с ним стало?

– Это было случайно. Так получилось, и всё.

– Ты что, его защищаешь? После всего, что он сделал? Ты рехнулась? – возмущается Эни.

– Нет, я в здравом уме, и помню то, что произошло. Если бы я не набросилась на него, если бы не била его и не пыталась выдавить ему глаза, он бы не нажал на курок. Так что, здесь и моя вина, – пожимаю плечами, отпивая кофе.

– Дело не в том, что ты пыталась сделать, Реджина, а в том, что он вынудил тебя сделать. Он заслуживает самого страшного наказания. Надеюсь, его попросту сживут со света. Я так зла. Помню, как увидела тебя, лежащую в руках Дерика и всю в крови. Кровь была везде. Всюду. Я даже двинуться с места не могла от ужаса. Ты словно мёртвая была… бледная такая, и губы были синие, но при этом ещё и красные. Это было страшно. – Эни всю передёргивает от воспоминаний.

– Спасибо, умеешь сделать мне комплимент, – прыскаю от смеха и сразу же охаю от боли в боку.

– Реджина, ты смотришь телевизор? – неожиданно интересуется Эни.

– Нет, мне не дают пульт. Я, вообще, отрезана от мира.

– Хм, ясно. Тогда я стану той, кто сообщит тебе новости, творящиеся в Альоре.