– Джина, ещё немного. Дин пошёл за помощью. Тебе помогут. Да какого хрена ты на него прыгнула? Какого чёрта ты так поступила со мной? – кричит Дерик, и это отдаётся пульсацией в моих висках. Его руки причиняют боль. Он надавливает пальцами мне на бок. Пищу и скулю. Кажется, выгибаюсь от боли, и перед глазами появляются яркие болевые точки.

– Пуля застряла в тебе. Мне нужно прижать место ранения, чтобы хоть так остановить кровь. Джина, говори со мной. Дура, чёрт возьми, дура ты такая… не закрывай глаза! Нет!

Моя голова дёргается, и я стараюсь держать глаза распахнутыми. Дерик приподнимает меня, а затем снова исчезает из виду.

– Так, сейчас отвезу тебя в больницу.

– Больно… – сиплю я, пока Дерик что-то делает с моей раной. До меня доносится шуршание какого-то пакета, а затем из горла вновь вырывается болезненный хрип.

– Я знаю, Джина, знаю, что больно. Я наложил на рану стерильный пакет и затянул его немного, чтобы безопасно отнести тебя в машину. Я знаю, Джина… я знаю, как это больно. – Его лицо появляется надо мной.

– Нет… не трогай… мне больно… так больно… и холодно… Дерик, мне холодно, – пытаюсь сглотнуть, но в горле словно куча битого стекла.

– Джина, ты теряешь кровь. Тебе холодно из-за этого. Мне нужно отнести тебя в машину, я не могу надеяться на Дина. Он сбежал. Джина. – Дерик обхватывает моё лицо ладонями, затем усаживает на пол поудобнее и приподнимает над полом, а потолок над головой становится каким-то тёмным и размытым…

– Я боюсь сейчас. Боюсь и не могу взять под контроль свои эмоции. Ты умница. Ты очень храбрая и смелая. Ты… я восхищён тобой. Джина, не закрывай глаза. Смотри на меня взглядом моего ночного неба, и пусть в нём сверкают звёзды. Джина, пожалуйста… Джина, они сейчас придут. Они помогут тебе…

Глотать становится больно. Кашель вырывается из груди вместе с чем-то очень неприятным.

– Джина… Джина… они уже идут. Я слышу их голоса. Дин позвал на помощь, понимаешь? Потерпи. Ты сильная.

Это правда, что в такие моменты ничего не чувствуешь. Ты не видишь сотни хороших картинок перед глазами. Ты просто лежишь. Звуки удаляются куда-то и становятся всё глуше и глуше. Спокойствие наполняет тело и разум. И вот тогда ты осознаёшь, что должна сделать напоследок. Всё становится таким ясным и простым.

– Фредерик… – я не слышу свой голос, но надеюсь, что говорю это.

– Я здесь. Джина, чуть-чуть потерпи. Потерпи…

В какую-то секунду зрение становится чётким. Ощущаю прилив сил. Я вижу перед собой лицо Дерика. Я даже могу поднять руку и оставить на его щеке кровавый след. Он хватает её и прижимает к себе.

– Мне не страшно… страшно только… что люди пострадают… если ты отступишь… ты мой король, Фредерик. Ты мой… король… Альоры… ты будущее… мой король…

Слабость за несколько секунд наполняет моё тело. Оно становится лёгким и почти невесомым, как и все проблемы, страхи и переживания превращаются в бесконечную бездну мрака. Там холодно. Смерть – это не просто уход из жизни. Смерть по собственной инициативе должна быть оправдана. И я свою задачу выполнила. Теперь можно сказать, что я поняла, почему люди закрывают собой других. Потому что перед этим они в них влюбляются.

Смерть – странное удовольствие. Вроде бы должны быть ворота, рай или ад, но по факту, ничего нет. Лишь пустота и темнота. Словно отключили твой разум, а затем резко его включили, вместе с туманными воспоминаниями. Не знаю, радоваться этому или сожалеть, но смерть не пришла за мной. Она просто немного приласкала и отпустила страдать дальше.

Писк аппаратов раздражает слух. Сухость в горле нещадно рвёт гортань. Моё тело буквально окаменело, а в ушах словно вата набита. Веки настолько тяжёлые, что я даже разлепить их не могу.

– Мадемуазель, всё хорошо. Вы в больнице. – Где-то далеко слышу незнакомый голос.

И вновь меня затягивает мгла, покрывая собой каждый кусочек моего тела. Нет ни снов, ни страхов, ни переживаний. Опять ничего.

Следующий раз, когда я прихожу в себя, сопровождается очередным равномерным писком аппарата. Голова уже не болит. Звуки вокруг становятся чётче, но всё равно какая-то тишина внутри. Только вот тело словно долго-долго пахало в спортзале. Я не чувствую ни ног, ни рук, ничего. Лишь знаю, что они у меня должны быть. Мягкий свет, проникающий сквозь приоткрытые веки, кажется слишком ярким. На лицо давит кислородная маска, помогая мне дышать поверхностно. Глубоко не могу. Горло, кажется, уже покрылось корочками от сухости.

– Леди Реджина.

Словно через толстый слой кожи я чувствую слабое прикосновение к моей руке.

Я помню этот голос. Калеб…

– Вы идёте на поправку. Скоро вам будет уже намного лучше. Спасибо вам за мою жизнь…

Мне хочется услышать ещё что-нибудь, но тьма вновь окутывает меня, не позволяя узнать продолжение. Дерик. Впервые я вспоминаю о нём. Начинаю видеть сны, в которых страшные кровавые пятна, скрытые за линзами невидимых очков на моих глазах, не дают разглядеть его лицо полностью. Только какими-то незначительными фрагментами.

В очередной раз, когда моё сознание возвращается, ничего не меняется вокруг. Только нет давления на лице, и веки уже не такие тяжёлые. Я могу их немного приоткрыть, чтобы увидеть белоснежные стены.

– Реджина, с возвращением.

С усилием поворачиваю голову и встречаюсь с улыбкой Германа. Его я тоже помню.

Немного двигаю рукой, но это так сложно. Он накрывает её своей ладонью и придвигается ближе на стуле. На плечи Германа накинут белый халат. Я в госпитале. Я всё помню. Но сконцентрироваться на каких-то чувствах не могу. Сил нет.

– Попей, мне сказали, что это первое, что я должен сделать для тебя. – Он подносит трубочку к моим губам. А они словно в корках. Герман сам вставляет её.

– Потихоньку, милая. Небольшими глотками, иначе будет больно. Ты потеряла много крови, и сейчас тебе будет сложно, – шепчет он.

Кажется, что я втягиваю в себя воду изо всех сил. Меня, действительно, мучает сильная жажда. Вода по каплям попадает в рот, устраняя сухость. Чем сильнее я её в себя втягиваю, тем больше начинает кружиться голова. А пить так хочется. Я не могу напиться.

– Хватит, всё. Только немного можно. – Герман убирает стакан и ставит его, как предполагаю, на тумбочку, потому что ничего не вижу. Моё зрение опять расплывается, но я борюсь со слабостью.

– Дерик… – едва слышно выдавливаю из себя.

– С ним всё хорошо. И с тобой тоже. Тебе сделали операцию, вытащили пулю. Внутренние органы, хвала небесам, не задеты. Ты удачлива, Реджина. Повреждены мышцы, но они восстановятся со временем. Здесь за тобой присматривают двадцать четыре часа в сутки, они очень осторожны и внимательны с тобой, – мягким голосом уверяет меня Герман.

Но это всё не то. Мне неинтересно. В голове крутятся вопросы, но я о них сразу же забываю.