— Олег Уюкович, сядьте, пожалуйста, я вам спину обработаю. Заражение ведь может начаться! — настойчиво потянула мужчину за рукав Элина.

Вредничать патологоанатом не стал, снял плащ, темно-синий свитер с дырочкой на воротнике, а теперь еще и прорехами, майку, теперь больше похожую не на одежду, а на рваную тряпку.

Элина принесла вату, бинт, антисептик. Кира — чистую питьевую воду. А Роман Александрович… Он вновь расстроился. Его лидерство полноценно перетянул на себя Могильников. Да ещё и его фраза: «руководитель, будь добр, руководи сбором лагеря», совсем показалась Валенову унизительной.

— Ну и раны… У вас стальная сила воли, Олег Уюкович, даже не морщились! — произнесла Элина, наблюдая, как Кира промывает патологоанатому глубокие царапины.

Могильников промолчал.

— Это очень сильный поступок, — продолжила Кира, — без колебаний поставили себя под удар, чтобы спасти жизнь сыну.

— Какой бы родитель так не сделал… — буркнул Могильников.

— Знаете, судя по тому, что на эмоциях тут о вас говорил Дарьян, — подметила Элина, аккуратно протирая кожу вокруг ран антисептиком, — это действительно необычно для вас, Олег Уюкович.

Могильников повернулся к девушке и рявкнул:

— Уйди отсюда!

— Что? — возмутилась та, руки Элины сразу, по привычке потянулись к очкам, — что я такого сказала?

— Отойди от меня, — вновь сурово приказал Могильников.

— Так, — Кира взяла смоченный бинт и антисептик из рук Элины, — не будем ругаться, помоги девочкам палатку собрать.

— Да ну вас… Помогаешь-помогаешь людям, — обиделась девушка и ушла. Кира продолжила обрабатывать раны патологоанатома.

— Олег Уюкович, я хоть и выросла в детском доме, но успела почувствовать настоящую родительскую любовь, пока маму не одолела болезнь. Вы не походите на человека, который может специально причинить боль близким… Да и то, как вы нам всем помогаете, говорит, что у вас очень доброе сердце. Поверьте, я с восьми лет, как мама ушла из жизни, поняла, что одна в этом мире, и потому научилась видеть людей насквозь и понимать — кто лицемер, а кто нет. Предлагаю рану зашить. Вы не против? — спросила Кира.

— Нет, — тоскливо ответил Могильников.

На сонной пустоши…

Тощий предпринял попытку выбраться из овражка, выглянул — молоко тумана так и не утекло никуда. Вдали показался чей-то силуэт, неестественно развивающийся в воздухе. «Лакроа!» — подумал Тощий. Страх цепями сковал ему руки и ноги. Он нырнул обратно в ложбинку, уселся на хобу, прижал к себе колени и расплакался. Стонал, что не хочет умирать…

Лагерь…

Могильников сидел, опустив голову. Человек, которого вся группа считала чудовищем, повелителем мёртвых и просто злобным троллем, сидел с прикрытыми глазами, сжимал ладони и… плакал. Олег Уюкович Могильников сидел и плакал.

— Эй, вы чего? — положила руку ему на плечо Кира. Могильников отвернулся.

— Я тоже человек… у меня могут быть эмоции, — сурово ответил паталогоанатом. Вытер слезы, взял себя в руки. — Двадцать два года назад был любящим и любимым мужем. Вскоре должен был родиться сын. У нас с супругой получилось завести долгожданного первенца, — и далее Могильников рассказал Кире о том, что спас беременную женщину от отморозков. Рассказал, что один из бандитов оказался сыном небезызвестного на тот момент авторитета, занимавшего пост в администрации региона — Николая Куппоне. Рассказал о том, что его ударили сильно по голове. Он потерял сознание. Рассказал, что его жена, беременная Дарьяном, в итоге, ушла к Куппоне. А у того были такие сила и связи, что он пообещал Могильникову, если тот появится вблизи его семьи, то он уничтожит и его и сына…

— И что было дальше? — спросила Кира.

— Из-за действий некоего Владимира Бегемотова, Куппоне сбежал, вроде бы в Магадан. Там сменил фамилию, стал Покровским… Дальнейшей истории его жизни не знаю. Но спустя много лет, я узнаю, что мой сын учится на геолога здесь, в нашем городе. Покровские вернулись на родину. Может, и стоило тогда побороться… Но я испугался за его жизнь. О какой справедливости можно говорить? Тогда я и ушел в патологоанатомию. В мире смерти тихо и спокойно, — Могильников говорил почти шепотом.

— Секунду… 22 года назад? В день города? Четверо бандитов? — теперь и Кира заплакала, аккуратно положила нитку с иголкой и обошла Могильникова. Встала перед ним на колени, — та девушка, что вы спасли, как она выглядела, помните?

— Да, конечно, помню… — со вздохом произнес тот.

— Вот так? — Кира достала из внутреннего кармана своей куртки маленькую фотографию мамы.

— Да, это она, — уверено ответил мужчина.

Кира зажмурила глаза, взяла Могильникова за руки и крепко сжала их.

— Олег Уюкович, вы спасли тогда мою маму! И тем самым, получается, спасли и меня, — Кира расплакалась, — мама всегда мне говорила, что добро есть в этом мире, всегда приводила в пример человека, который тогда ее спас. Вас приводила в пример, Олег Уюкович! — девушка не сдержалась и обняла его очень крепко. — А теперь я увидела, что вы поставили себя под удар зверя, сами чуть не погибли, спасая жизнь своему сыну. И, правда, добрые люди существуют. Как бы внешне человек не выглядел, важно какое у него сердце… Олег Уюкович, вы спасли мою жизнь, жизнь моей мамы, а я спасу вашу! Я помогу вам помириться с сыном!

Трогательную картину испортил Эдкевич, который появился в самый неподходящий момент, и спросил:

— А что это вы тут делаете? — Потом увидел, что у Могильникова мокрые глаза и ошалело произнес: — Олег Уюкович, вы плачете?

Патологоанатом зарычал в ответ, Эдкевич поднял руки вверх, сказал, что сдается и поспешил к котелку с кипятком. А Кира вытерла слезы, поднялась с колен и рыкнула на Эдкевича, который «греет» уши на чужом разговоре.

— Я? Чай просто наливаю, — заулыбался тот, но, выдержав короткую паузу, спросил: — Олег Уюкович, вы, правда, отец Дарьяна?

— Ты палатку собрал? — громко перебила его Кира.

— Нет. Я за кипяточком пришел, Дарьян в ступоре находится. Вот я и думаю, что, может, горячий чай его взбодрит немного. Кстати, он сигаретку у вас просил! — радостно известил он Могильникова.

— Вторая сигарета — вечером, — сурово ответил патологоанатом, даже не поворачивая к Эдкевичу головы. Кира снова зашла за спину Могильникова, чтобы зашить оставшиеся раны. Нагнулась за иголкой и шепнула ему на ухо: «Сегодня не включайте строгого отца, дайте ему уже эту сигарету. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю!»

— Ты понимаешь, что я не могу уже смотреть, как он курит? — с тоской в голосе произнес Олег Уюкович.

— Понимаю. А вы не смотрите. Вы ведь хотите ассоциироваться у сына, как строгий, заботливый и любящий отец, а не тиран, которым вы несколько лет числитесь в его сознании! Пусть пока привыкнет