в свое ремесло средневековыми художниками. Тут и окруженные деревьями фонтаны с пестрых иллюстраций к «Хроникам» Фруассара, и лозы, что вились на полях страниц первых печатных книг Мэлори. Луг пестрел необыкновенными плоскими цветами, которые Боттичелли рисовал под ногами своих танцующих нимф.

А по траве к Аргайлу спешила девушка…

Очень стройная, в развевающихся юбках колоколом, она ослепительно блистала золотом на солнце. В глаза бросалась роскошность ткани – тисненой, с ажурным шитьем. На плечах лежал плоский воротник из тонкого чеканного золота, а голову венчала золотая корона с узором в виде геральдических лилий. Из-под короны светлые волосы струились на чуть запрокинутое печальное личико. Большие черные глаза тревожно смотрели на Аргайла.

– Это ты! – воскликнула она. – О, наконец-то вернулся! Ты не забыл меня!

Но вскоре девушка приблизилась на достаточное расстояние, чтобы можно было разглядеть его лицо, – и остановилась; плечи под золотым воротником поникли. Изменившимся голосом она спросила:

– Кто ты?

Аргайл не ответил. Не смог. Он был в шоке оттого, что девушка, произнеся несколько фраз, ни единожды не открыла рот.

И тем не менее она говорила – очень нежным, очень внятным голосом… но не на английском. И не на каком-то другом языке. Ее речь так же отчетливо воспринималась его разумом, как и сияющая солнечным золотом фигура – зрением. И Аргайл даже не успел удивиться этому, поскольку смутная догадка, царапавшая край его сознания, вдруг обрела полную ясность.

«Звучал» не только ее «голос». Воздух полнился «голосами», которые было нелегко «услышать», потому что они не принадлежали людям. В мозгу Аргайла мелькали бесчисленные искаженные образы – крылатые мысли, витавшие наверху, в небесной синеве, и внизу, в колышащейся изумрудной траве. Глубокие, ласковые, призрачные мысли о лесных дебрях, о темных речных заводях, об уединении и покое. Мысли травяных корней – крошечные, бесцельные, бесформенные. Аргайл слышал все это разноголосье, как слышат летнюю ночь: сонмы слабых звуков, сливающихся в тишину. Он догадывался, кто излучает эти мысли: птицы, зайцы, лисы – твари земные, столь милые сердцу средневековых живописцев. Ни одно животное не попалось Аргайлу на глаза, но он воспринимал звучание их разумов.

А затем лишь на кратчайший миг в воздух, где витали мысли бесчисленных созданий, вторглась мысль иного рода – алая, как бьющая из раны кровь. Ни на одной средневековой картине из тех, что видывал Аргайл, не было существа, способного родить столь ужасную мысль. Ни капли разумности, только жгучая жажда убийства.

Эта мысль вспыхнула, как обнаженный клинок на солнце, и пропала. Девушка склонилась, чтобы сорвать цветок: юбки сложились на траве большим золотистым валом. Шестиконечная звездочка – желтые лепестки на стебле, а между ними дрожащий алый треугольник.

И вдруг Аргайл вспомнил то, чего отродясь не видел: как четыре дамы из карточной колоды сжимают стебли цветков в своих застывших кулачках. Маленьких цветков, похожих на этот…

– Ты еще никогда здесь не бывал, да? – спросила девушка своим ясным беззвучным голосом. – Ну конечно, ведь никто не возвращается…

Аргайл рассматривал ее. Лицо – как у красавиц со средневековых картин и статуй, с округлым детским лбом, мягким ротиком и большими, темными, чуть косящими глазами, вдруг погрустневшими. Она опустила взгляд на цветок, который крутила в пальцах, и повторила:

– Никто не возвращается.

– О ком ты? – спросил Аргайл, и его «голос» удивительно громко «прозвучал» в этом безмолвном мире мыслей. – Кто не возвращается? – Он обеспокоенно посмотрел на лес, ожидая повторения той кровожадной мысли-вспышки.

– Никто, – сказала девушка. – Даже Чудотворец исчез. Что ж, по крайней мере, я рада, что ты не такой старый, как он.

– Вынужден попросить, чтобы ты рассказала о Чудотворце, – мягко произнес Аргайл. – Ведь я ничего не знаю об этом мире.

Девушка посмотрела на него с озадаченной улыбкой:

– Странно слышать это от тебя, стоящего передо мной в наряде Чудотворца. Но я вижу, что ты говоришь правду.

Аргайл удивленно опустил взгляд. На нем было нечто незнакомое: хитон из грубой ткани. Такая же фантастическая одежда, как и ее платье: тяжелое, средневекового покроя, с роскошным золотым шитьем.

Все, что было у Аргайла при себе, исчезло. Остался только помандер – единственная связь с Лондоном – Лондоном, который, возможно, был лишь сном…

– Приходили и другие в одежде Чудотворца. – Девушка слегка пожала плечами под золотым воротником. – Двое были старыми, и я не расстроилась, когда они ушли. А молодой мужчина… Тот ушел слишком рано, я даже не успела объяснить, как он сможет вернуться сюда. По нему я грустила… Поэтому обрадовалась, увидев тебя… А ты – не он. Но ты тоже молод, да? Ты останешься?

– Возможно, – сказал Аргайл. – Остаться я не прочь… Но почему молодой ушел так скоро?

– Он не хотел умереть. – Девушка улыбнулась, вертя цветок. – Все-таки странная это штука – смерть. Здесь никто и ничто не умирает – кроме тех, кто приходит извне.

– А отчего они умирают? – спросил Аргайл.

– Их убивает Змей, – задумчиво поговорила девушка, глядя на желтую звездочку. – Чудотворец поселил его здесь, после того как создал мир. Думаю, для того, чтобы никто, кроме самого Чудотворца и меня, не мог тут жить. Но сейчас… – Она тяжело вздохнула. – Порой так одиноко. Мир совсем крошечный, в нем живут только Змей да мелкие существа, а еще я.

– Кто такой Чудотворец? – заинтересовался Аргайл.

Девушка протянула руку и сжала его кисть нежными, прохладными пальцами:

– Пойдем со мной в замок. Чудотворец давно забыл о том, что создал. Наверное, он уже умер. Или там, снаружи, минул слишком долгий срок? Знай же: здесь нет времени. Такова была его воля: он боялся старости. Поэтому здесь нет ни прошлого, ни будущего; здесь всегда сейчас. И когда ты пересечешь Трясущиеся земли и окажешься снаружи, сразу все забудешь. Это как-то связано с природой времени. Лишь случайно Чудотворец обнаружил способ вернуться, а после… – Она снова взглянула на Аргайла, насмешливо изогнув губки. – Рассказать тебе, как он нашел обратную дорогу? Наверное, нельзя. Или все-таки можно? – Улыбка обещала, что секрет будет раскрыт.

Девушка крепче сжала пальцы Аргайла.

– А где Змей? – спросил тот, оглядывая деревья.

– Должно быть, спит. Он бы уже приполз, если бы узнал, что ты здесь. Возможно, получится спрятать тебя в замке.

Это было сказано беззаботно. Ни смерть, ни течение времени ничего не значили для этой красавицы. И Аргайлу оставалось лишь шагать рядом с ней по траве и цветам. Непривычно жесткая ткань давила при ходьбе на колени.

Да, это был не сон. Всеми фибрами своего существа Аргайл воспринимал яркую реальность этого мира, но все же не испытывал страха перед опасностью,