уж микроскопические серые фарфоровые мышки, а рядом – брошка-камея с девичьим портретом бабушки Китон.

Пульсация нарастала. Медленно, но неуклонно. Она чувствовалась даже здесь, в этой спальне, куда, по мнению Джейн, вторгнуться было почти невозможно.

Сразу после обеда в дверь позвонили: отец приехал забрать Джейн в Сан-Франциско. Он торопился на поезд, и после недолгих разговоров оба сели в ожидавшее такси и умчались на вокзал, но Джейн выкроила минутку, чтобы сбегать наверх, попрощаться с Бобби и сказать, где припрятано мясо.

– Понял, Джейни, – ответил Бобби. – Счастливо.

Она понимала, что нельзя возлагать эту обязанность на Бобби, и по пути на вокзал ее мучила совесть, а потому Джейн лишь краем уха услышала, что поезд задерживается, а затем отец вспомнил, что в город приехал цирк…

Представление было неплохое. Джейн почти забыла о Бобби и о кризисе, который разрешится самым наиопаснейшим образом, если малыш не сдержит слово. Когда зрители выходили из шатра, был ранний вечер, и вдруг за просветом в толпе Джейн увидела в сумеречной синеве знакомую невысокую фигуру и почувствовала, как сердце уходит в пятки. Она все поняла.

Примерно в тот же миг мальчишку заметил мистер Ларкин, резко окликнул его, и секундой позже дети смотрели друг на друга.

– Бабушка знает, что ты здесь? – спросил мистер Ларкин.

– Это вряд ли, – хмуро ответил толстощекий Бобби.

– Надо бы тебя отшлепать, отрок. Пойдемте-ка. Я должен позвонить бабушке, и чем скорее, тем лучше. Она, наверное, места себе не находит.

В драгсторе отец говорил по телефону, а Джейн страдальчески смотрела на двоюродного брата, понимая, что не оправдала доверия, и переживая первые тяготы бремени зрелого человека.

– Бобби, – спросила она, – ты все сделал?

– Отстань, – поморщился Бобби, и оба молчали, пока не вернулся мистер Ларкин:

– Никто не отвечает. Я вызвал машину. Отвезем Бобби и как раз успеем на поезд.

В такси по большей части было тихо. Что до происходящего в доме бабушки Китон, Джейн совсем не хотелось об этом думать. У сознания имеются защитные механизмы. В любом случае думать уже поздно…

Такси остановилось возле крыльца. В сумерках сияли оранжевые прямоугольники окон. У двери стояли люди, и на бляхе патрульного играли отблески электрического света.

– Ждите здесь, дети, – приказал встревоженный мистер Ларкин. – Не выходите из машины.

Таксист пожал плечами и развернул газету. Мистер Ларкин поторопился к двери, а на заднем сиденье Джейн шепнула Бобби:

– Ты ничего не сделал.

Это было не обвинение, а констатация факта.

– Да плевать, – так же тихо ответил Бобби. – Мне надоела эта игра. Захотелось сыграть во что-нибудь другое. – Он хихикнул и объявил: – Кстати, я выиграл!

– Каким образом? Что случилось?

– Я знал, что приедут полицейские. Вот они и приехали. А он… Об этом он не подумал. Вот я и победил.

– Но как?!

– Примерно так же, как в «Книге джунглей». Там тигров стреляли, помнишь? Охотник привязывает козленка к столбу, а когда приходит тигр – бах! Вот только все наши козлята отправились в Санта-Барбару, да и ты уехала на вокзал, зато в доме осталась бабуля. Я знал, что она не будет против. Она часто с нами играет. Да и других вариантов не было.

– Но, Бобби, козленок – это одно, а человек – совершенно другое, и к тому же…

– Да ладно тебе! – прошептал Бобби. – В общем, я подумал, что с бабулей ничего не случится. Убежать она не сможет, потому что слишком толстая. А он, – презрительно усмехнулся Бобби, – слишком тупой. Так и не понял, что, если к столбу привязан козленок, где-то рядом сидит охотник. Вообще ничего не соображает. Я сказал ему, что запер бабулю в комнате, а дома больше никого нет. Если честно, думал, что он меня раскусит. – Бобби хитро покосился на Джейн. – Но я поступил по-хитрому. Через окно с ним разговаривал. Боялся, он подумает, что козленок – это я. Но ничего подобного. Он сразу бросился наверх. Стрелой. Куда только хромота делась. Видать, к тому времени совсем оголодал. – Бобби стрельнул глазами на людное крыльцо и беспечно добавил: – Наверно, его уже забрали полицейские. В общем, проще пареной репы. Я выиграл.

Но Джейн не оценила его хвастовства. Она думала о другом.

– Бабушка мертва? – еле слышно спросила она.

Бобби взглянул на нее. Слово «мертва» имело для него несколько иной смысл – вернее сказать, не имело совершенно никакого смысла за пределами игры. И насколько ему было известно, тигр никогда не обижал привязанного козленка.

К такси возвращался мистер Ларкин. Он шел очень медленно и не очень прямо.

В полутьме Джейн не видела его лица.

Дело замяли – разумеется, насколько это было возможно. От детей тщетно скрывали информацию о случившемся; дети же, знавшие куда больше тех, кто оберегал их психику, не менее тщетно помогали взрослым вернуться к привычной жизни. За исключением двух старших девочек, детям было все равно. Игра закончилась, а бабуля уехала в долгое далекое путешествие и никогда не вернется.

Такое объяснение их вполне устраивало.

Что касается ненастоящего дяди, детям сказали, что он тоже должен уехать – в большую больницу, где, пока он жив, врачи будут заботиться о его здоровье.

Эти слова слегка озадачили детей, поскольку выходили за границы их жизненного опыта. Что такое смерть, они худо-бедно понимали, но понятие «большая больница» ставила их в тупик. Когда интерес угас, они перестали задаваться ненужными вопросами, хотя Бобби какое-то время слушал «Книгу джунглей» с нетипичным для него вниманием, ожидая, что на сей раз тигра не застрелят на месте, а уведут прочь. Но, конечно же, такой развязки он не дождался. Как видно, в реальности тигры ведут себя иначе.

Долгое время Джейн снились кошмары: воображение упрямо воскрешало те картины, что разум отказывался вспоминать в часы бодрствования. Она видела бабушкину комнату такой же, как в последний раз: лавины накрахмаленных штор, солнечный свет, красная фарфоровая туфелька, кукла, служившая подушечкой для булавок, бабуля втирает кольдкрем в морщинистые руки и нервничает все сильнее, когда по дому раскатываются пульсирующие волны голода, исходящие от создания, затаившегося глубоко под землей.

Наверное, оно очень проголодалось, а ненастоящий дядя, притворяясь, что у него вывихнута нога, вертелся и ерзал на диване, пустой человек, не чувствующий ничего, кроме потребности в пище, той кровавой пище, что требовалась ему для выживания. Бездушный автомат на застекленной веранде и ненасытное существо в подземной пустоте, оба пульсируют от единого голода и жаждут единой трапезы…

Бобби решил передать искусительное сообщение не с глазу на глаз, а через окно. И это был невероятно