Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я распахнул глаза, уставившись в темноту. Там кто-то стоит. Нет. Кто-то живой. Нет. Он смотрит на тебя. Да.
Я уткнулся лицом в подушку, чтобы приглушить громкие вздохи. Дыши, спокойно, умоляю.
— Никто не поможет тебе. Они даже не поймут, что произошло.
Спи. Не думай ни о чём. Я убрал руки подальше от бёдер, которые начали по знакомому неметь. Я приподнялся на локтях, осматриваясь. Видишь? Никого, кроме тебя. Ни-ко-го.
Удар металла о металл. Звон наручников. Я сел в кровати, закрывая уши ладонями. Темно. Здесь слишком темно. Я в ловушке. Сам себя загнал.
Не выдержав таки, я врубил свет, а затем сидел на развороченной кровати и тёр глаза. Сколько я спал? Пять минут?
Глава 38
Майкрофт был крайне удивлён, когда застал меня, стоящего около его кабинета в шесть тридцать утра. Я чуть пошатывался, прислоняясь к стене, и смотрел в одну точку, как сумасшедший.
— Эдвард? Ты?..
— Не спал. — слова выходили из меня через силу. — Я не могу сомкнуть глаз.
Я съехал по стене на пол и уронил голову на колени. Холмс пришёл в искреннее недоумение от моих слов. Ему всё-таки не всё равно?
Я услышал, как он звонит кому-то, отходя в сторону. Я продолжал сидеть на полу, но уже с поднятой головой. Политик вскоре вернулся.
— Посидишь пока у меня, потом к психологу, будем решать, что с тобой делать.
А что делать? Что тут можно сделать?! Я уже на труп похож. Разве что ходячий. Да, я ходячий мертвец.
— Помоги мне. — произнёс я, идя следом за политиком.
Майкрофт засунул зонтик в шкаф, а затем обернулся ко мне.
— Мы со Стоун что-нибудь придумаем. — заверил он, оглядывая меня.
Я покачал головой. Стул был жёстким, но дышать стало легче. Что за перепады? Я закинул свои ноги на ещё один стул и прикрыл глаза. Майкрофт пару раз звонит кому-то, обсуждая безопасность информации МИ6 и МИ5. Прямо по телефону он приходит к решению. Кладёт трубку. Приходит Антея, приносит кофе. Я отказываюсь. Холмс погружён в работу, но периодически бросает на меня взгляды. Мне хочется спать.
Я просидел на месте прямо до часа с психологом. И Холмс снова идёт со мной. Я еле переставляю ноги, но сердце бьётся ровно.
— Кажется, я уже сошёл с ума. — произношу я, ощущая, как слёзы подступают. — За эту ночь я понял, что ничего мне не поможет. Поэтому молчать дальше нет смысла. Может я умру после того как вылью на вас всё дерьмо, что приключилось со мной…
— Эдвард. — Стоун хлопает глазами.
Она была явно не готова к такому повороту событий. А я уже на пределе. Возможно, сегодня мой последний день. Я кидаю взгляд на Майкрофта. Тот смотрит в ответ, чуть приоткрыв рот.
— Спрашивайте. — говорю я, не отводя взгляда от политика. — Что угодно. Хуже мне точно не станет.
Стоун медлит. Я прошу её снова.
— Что ж, — женщина складывает пальцы в замок и кладёт их на стол. — это будет долгая и тяжёлая беседа. Ты понимаешь?
Я киваю, затем выпрямляюсь, будто сейчас буду играть на фортепиано. Сейчас я сыграю с собой в русскую рулетку.
— Одно условие. — произношу я. — На этот раз не хочу, чтобы Майкрофт присутствовал.
Я не смотрю на Холмса. Не могу.
Молчание. Стоун переводит глаза в сторону, видимо, на политика. Затем дверь открывается и почти сразу закрывается.
— С чего начать? — спрашиваю я скорее себя, чем психолога.
Женщина напротив откидывается на спинку стула. Хочет показать, что я в безопасности.
— Давай я начну. — произносит она.
Я не против и пожимаю плечами. Внутри теплится беспокойство. Я знаю, что уже сейчас нахожусь на грани, но пути назад нет. Только не назад.
— У всех есть конфликт: борьба морали и бессознательных желаний. — положила такое начало Стоун. — Давай я немного пооперирую теорией, чтобы ты понял о чём я. В вытесненном состоянии у безнравственного человека прибывает не инстинктивная, а, наоборот, моральная составляющая. Эти вытесненные остатки порядочности являются лишь традиционным пережитком младенчества, который налагает на инстинктивную природу ненужные оковы. Понимаешь?
Я снова пожал плечами, хмуря брови. Вроде понимаю.
— То, что ты чувствуешь есть попытки одного просочиться в другое. И здесь я вынуждена тебя немного шокировать. Твой дядя лишь увидел в тебе начало этого невроза. Оно было в тебе уже давно.
Я глядел на стол перед собой, пытаясь унять нечто похожее на страх.
— Как он… — я прокашлялся. — как он увидел это во мне?
— Предполагаю, что догадка появилась после того, как ты продолжил проявлять к нему сексуальный интерес даже после вашего официального знакомства.
Стоун вглядывалась в меня, чтобы понять, как я реагирую. Впрочем, бледный я уже какое-то время. Тут психолог разложила между нами несколько папок.
— Это отчёты о состоянии твоей психики, которые я взяла у других психологов, с которыми ты беседовал в течении всего обучения. Мистер Холмс сказал мне, что ты посещал специалистов и до своего поступления сюда. К сожалению, я успела связаться только с несколькими, и информацию о тебе я не смогу получить на руки.
Мне не понравилось, что моя душа распласталась в виде тонкой бумаги на столе, прямо у всех на виду.
— Это необходимо, чтобы помочь тебе. — напомнила психолог, увидев, что я недовольно скрестил руки. — Мне удалось составить лишь общую картину. Но если делать вывод, опираясь на отчёты местных врачей, то либо ты страдаешь раздвоением личности, либо ты паталогический лжец.
Я сморщился, выдавая всё своё негодование.
— Каждый тест, который ты проходил кардинально отличается от другого. Я делаю вывод, что ты всегда сочинял ответы. Это правда?
Я перевёл глаза в сторону. О, да, вот эта часть, где мисс Марпл объявляет убийцу.
— Не знаю. — кинул я. — Я не помню.
— Это было не так уж и давно. — заметила Стоун.
Я тяжело вздохнул и вперил в неё свой не менее тяжёлый взгляд.
— Я не знал, что мне отвечать. Оставалось только придумывать. — признался таки я.
Стоун вдруг улыбнулась.
— Ты не знал, как ответить на вопрос: «Какой твой любимый цвет и какой нелюбимый»? Даже тесты на определение твоего текущего эмоционального состояния сильно разнятся. Это удивительно.
Я прикусил щеку, продолжая защищаться грозными бровями. От этого голова заныла сильнее.
— И что у меня раздвоение личности? Или всё-таки я лжец? — немного с вызовом спросил я, наклонившись к столу.
— Об этом говорят лишь твои тесты. — возразила Стоун. — Я хочу услышать, что скажешь ты.
Я вернулся