«…сейчас самое время на меня наклепать!»

Так как серьёзных последствий не имелось, ему светило официальное порицание, закрытие проекта ученичества в охоте и, если вдруг у меня возникнут какие-то осложнения со здоровьем, выплата мне компенсации. Вот так.

— Никакого разбирательства затеяться не успело, так что, не волнуйся, вся эта информация остаётся только между завязанными сторонами, без лишнего шума. Но… Леока, мне очень не нравится твоя реакция. Скажи мне, пожалуйста, всё, что ты сейчас услышала — правда?

Я встрепенулась над трубкой.

— Наставник, а что думают про это дома?

— Смотря кого ты имеешь в виду. Президент недоволен тем, что это произошло, но доволен тем, что всё обошлось благополучно. Преподаватели согласны с протестом Ассоциации преобразования, о котором ты наверняка уже знаешь. А ученики в полном восторге — и от тебя, и от твоего руководителя. Впрочем, все действительно считают, что всё завершилось успешно именно благодаря ему.

— А вы что думаете?

— А я звоню и спрашиваю тебя, Леока.

На какое-то время я задержала дыхание и прикрыла глаза от света.

— Да, это всё правда, наставник…

Вскоре разговор пришлось завершить — обещанные пятнадцать минут истекли. На прощание я спросила только, успеваю ли на сезон собеседований. Демен ответил, что, конечно же успеваю, всё было рассчитано должным образом, и мне не стоит ни о чём волноваться. Он сам подготовит меня без всяких лекций, заодно наконец услышит, к чему мне была нужна информация о старых докатаклизмовых излучателях.

После беседы я рухнула обратно на постель и провалялась там ещё три дня, плавая в чувстве собственного бессилия перед лицом господина охотника номер один. К чему мне затевать какие-то дрязги теперь, когда он всё сказал сам и даже схлопотал за это наказание? Впрочем, наказание относительное — кого будет интересовать официальное порицание на эту тему после всех его заслуг? В Ассоциации охоты и перед её клиентами оно скорее будет говорить в его пользу — что он предпочёл рабочий долг безопасности исполнителя. А проект с ученичеством он и так не собирался продолжать. Но расплату придумал для себя не он, а регулирующий данные вопросы правительственный Департамент Этики.

Моя же претензия теперь напоминает сплетню на почве личной неприязни… Будто он не желал, чтобы я стала девчонкой, поэтому промолчал и не отвёз меня в больницу… Сейчас всё обошлось без скандала, публика нас обожает. А выиграю ли я что-то кроме сомнительного удовлетворения мстительных чувств, если вдруг всё-таки решу скандал затеять? Вряд ли.

Да и к тому же… Итоги произошедшего и правда не так уж плохи…

Большие люди вышли на связь немного позже — для того, чтобы я заверила правильность упомянутого рапорта. И я заверила. Не зная, считать ли себя полностью под пяткой Гера Мичлава или наоборот — полагать, что никаких долгов между нами больше нет?

Спустя дополнительные три дня сна организм внезапно очнулся. Я почувствовала желание выползти наружу. То, что Мичлав назвал «отходняком», наконец прошло, и глазам открылась вся прелесть нынешнего положения. Чирикающий сад под солёным ветром, синяя гладь океана внизу, тишина — и можно делать что угодно! Можно наслаждаться солнцем, можно ковыряться в местных растениях, лазать на скалу, опять спать, слушать музыку, читать и ЕСТЬ. В рацион уже ввели немало вкусных вещей, и я ими искренне наслаждалась! Назначенные физиопроцедуры проходили по расписанию и тоже доставляли немало удовольствия.

Едва узнав о пробуждении пациентки от анабиоза, врач назначила свидание и после беседы приняла решение расширить поле моей деятельности — несколько визитов к специалисту по психотерапии, а также возможность посещать общие залы, галереи и парк санатория, располагавшиеся на первом уровне комплекса. Но от выходов в свет я пока решила воздержаться. Мне казалось, что все будут на меня пялиться… В сеть я по-прежнему добровольно не выходила, но знала, кто нынче гвоздь сезона.

Такую мою замкнутость посчитали настораживающим признаком. Разговоры с психотерапевтом поначалу касались этой темы. Доктор взялся снижать мою тревожность и даже рассказал, что говорит мировой опыт работы с квазиантропными охотниками — они всегда тяжело возвращаются в человеческий мир. Поэтому переживать мне не стоит, а стоит расслабиться, и вскоре я естественным образом начну понимать, что общение с людьми — это приятная штука.

Приятная, она может и приятная… Но, прогуливаясь по общим территориям, совершенно не хочется наткнуться на своего бывшего наставника!

Также, на этих сеансах доктор всячески прощупывал тему охоты. Я просто решительно заявила, что заниматься этим больше не желаю, и, слава небесам, больше не смогу. Такой ответ его устроил. А вот о личности господина Мичлава я старалась помалкивать. Что, разумеется, тоже было замечено.

Едва я продрала глаза, то начала замечать, насколько же прекрасна жизнь. Особого лечения мне не требовалось — только отдых и питание. Кстати, очень быстро мне отшлифовали имеющиеся шрамы! И, конечно, я услышала, как прекрасно на мне всё зашито и заклеено — никаких проблем с устранением досадных следов ранений не возникает! Ну разумеется… Хотелось спросить, а как обстоят дела со шрамами господина Мичлава, ведь их зашивала и заклеивала я сама. Но нет, неловко было интересоваться подобными вещами.

Тем более, вскоре представился случай задать этот вопрос ему самому! Уединённая жизнь в палате не помогла мне избегнуть столкновения на нейтральной территории во время процедур.

Посреди одиннадцатого дня отдыха меня угораздило встретить его у массажной зоны. Мы пришли туда вместе с ассистенткой, с которой я успела немного подружиться и теперь частенько болтала о Мегаполисе и Инсулии. Едва мы мирно вошли в широкие двери, как меня неожиданно схватили за талию, глянцевый пол ушёл из-под ног, а очнулась я уже сидя на плече у своего руководителя!

— Вот ты где, чёрт возьми! — прогремело под боком, и я с ужасом увидела у локтя огромную кудрявую голову охотника. — Вот она, моя девочка, всем видно?

Всеми оказались сопровождающие его ассистенты и врач — смуглые инсулийцы, они искренне смеялись выходке знаменитого пациента, смеялась и моя изумлённая помощница. Люди, присутствующие в зоне неподалёку, тоже оглядывались.

— Куда они тебя от меня спрятали, сокровище моё? — весело глядя снизу, начальник оскалился и слегка подбросил меня мощным плечом. И говорил он при этом на инсулийском. — Простите, господа — радость встречи! Почти две недели не виделись с этим птенчиком. Ну же!

Я на миг оцепенела, зажатая его лапами. Зрители загудели, о, мол, всё в порядке, да не волнуйтесь. Они улыбались, а кто-то даже умилённо переглянулся с соседом.

— С вашего позволения, мы перекинемся парой слов, — кивнув публике, Мичлав