– У каждого свои пристрастия, – пожал плечами Фермин. – После войны я, например, всегда испытываю голод. Вы молоды, вам не понять.

Фернандито со смирением наблюдал за пиршеством Фермина.

Вскоре в дверях зала возник человек с портфелем в руках, походивший на окружного прокурора. Он кашлянул, возвестив о своем появлении.

– Вы родственники пациентки?

Фернандито с немым вопросом посмотрел на Фермина, который обнадеживающе похлопал его по плечу, давая понять, что дальнейшие переговоры он берет на себя.

– Слово «родственники» не отражает в полной мере глубины нашей связи с ней, – заявил Фермин, стряхивая крошки хлеба с пиджака.

– Какое слово вы предпочли бы употребить для более точного определения, позвольте узнать?

Фернандито наивно верил, будто успешно освоил азы искусства сочинения небылиц, пока судьба не сделала его свидетелем сольного выступления, которое маэстро Фермин Ромеро де Торрес посчитал уместным дать в больничном зале ожиданий в тот самый момент, когда Алисия безнадежно уходила в сумрак на хирургическом столе. Субъект с портфелем представился заместителем директора больницы и выразил желание выяснить обстоятельства ранения и попросил документы. В ответ Фермин выдал виртуозную импровизацию, исполнив ее с блеском на одном дыхании. Прежде всего Фермин отрекомендовался доверенным лицом гражданского губернатора Барселоны, кого смело можно было назвать баловнем судьбы и любимчиком властей в провинции.

– Сведения, которые я могу сообщить вашей милости, деликатнейшего свойства, – с нажимом произнес он.

– У сеньориты очень тяжелые ранения, и они явно получены в результате насилия. По закону я обязан известить полицию.

– Я бы вам не советовал, если только не хотите встретить завтрашнее утро помощником в регистратуре в придорожной амбулатории где-нибудь за скотобойней в Кастельфольит.

– Что вы имеете в виду?

– Все очень просто. Присядьте и выслушайте меня внимательно.

Фермин сочинил дивную историю. По сюжету Алисия, получившая вымышленное имя Виолета Леблан, стала дамой полусвета или, точнее, ночной бабочкой высокого полета. Она оказывала неоценимые услуги губернатору и друзьям-приятелям из Конфедерации предпринимателей, помогая им получить жирный кусок за счет негласных договоренностей с членами Вертикального синдиката.

– Вы же знаете, как проворачивают подобные дела. Пара бокальчиков бренди, шелковые кружевные нижние юбки, и голова идет кругом. Иберийские мужчины – настоящие мужчины, и сторона средиземноморского побережья не имеет значения.

По признанию Фермина, во время цветочных и эротических игр с важным человеком тот слегка переусердствовал, и драгоценная Виолета получила серьезную рану.

– Увы, нынешние девицы весьма изнеженны, – закончил он.

– Однако…

– Между нами, следует иметь в виду, что разразится скандал, если просочится слух об этом промахе. Представьте, что у сеньора губернатора есть верная жена, восемь детишек, пять постов вице-президента в сберегательных банках и мажоритарный пакет акций в трех строительных объединениях, где состоят также зятья, кузены и родственники персон, занимающих высшие посты в нашем превосходном правительстве, в соответствии с канонами нашей обожаемой отчизны.

– Я все понимаю, однако закон есть закон, и я должен…

– Вы должны беспокоиться об Испании и репутации ее лучших представителей, как я, например, или мой сопровождающий Мигелито, который сидит тут с видом, будто обделался от страха. А он, между тем, второй крестник самого маркиза де Вильяверде. Мигелито, подтверди.

Фернандито прилежно закивал.

– Но от меня-то вы что хотите? – возмущенно спросил чиновник.

– Послушайте, лично я в таких случаях – а, поверьте, у меня большой опыт – всегда вписываю в анкеты имена, позаимствованные из сочинений почтенного дона Рамона Марии дель Валье-Инклан, поскольку доказано, что столь рафинированная литература обычно остается за пределами списка обязательного чтения сотрудников Верховного управления полиции и едва ли кто-нибудь заметит подтасовку.

– Неужели вы думаете, что я способен на подобное глупое ребячество?

– Бумажную работу предоставьте мне. А вы сосредоточьтесь на щедром вознаграждении, которое наверняка получите за мужественное служение отечеству. Испания держится на таких патриотах, день за днем. Не то что Рим. Там хорошо окупалось предательство.

Давление заместителя директора подскочило, превысив все разумные пределы: он побагровел и затряс головой, изображая благородное королевское негодование.

– А как ваше имя, можно узнать?

– Раймунд Луллий, к услугам вашим и Испании, – ответствовал Фермин.

– Какой позор.

Фермин пристально посмотрел ему в лицо и кивнул:

– Именно так. И есть ли способ противостоять позору, кроме как замести его под ковер и держать под спудом?

Через час Фермин и Фернандито по-прежнему сидели в зале, дожидаясь известий из операционной. Выпив по настоянию Фермина чашку горячего какао, юноша начал приходить в себя и постепенно успокаиваться.

– Фермин, как вам кажется, вашу историю проглотят? Не слишком переборщили со скабрезными подробностями?

– Фернандито, мы посеяли семена сомнения, что очень важно. Начиная врать, необходимо учитывать не правдоподобие выдумки, а корыстолюбие, тщеславие и глупость собеседника. Люди никогда не лгут другим, они лгут самим себе. Искусный враль преподносит дуракам на блюдечке лишь то, что те хотят услышать. Вот и весь фокус.

– Смысл ваших слов ужасен, – осмелился возразить Фернандито.

Фермин пожал плечами:

– С какой стороны посмотреть. Наш мир – не более чем ковчег для обезьян, одетых в шелка, и фальшь в нем выполняет функцию связующего раствора, не позволяющего хлеву развалиться на части. Люди из страха, корысти или по беспечности настолько привыкли лгать и повторять выдумки других, что врут, даже когда уверены, что говорят правду. Это бич нашего времени. Искренний и честный человек – вымирающий вид, как плезиозавры или куплетисты, если он вообще существовал на свете, а не является мифом вроде единорога.

– Я не могу согласиться с вашей теорией. Вокруг много достойных и хороших людей. Неприятность в том, что несколько затесавшихся паршивых овец создают недобрую славу остальным. У меня нет ни капли сомнений на сей счет.

Фермин дружески потрепал юношу по колену:

– Это потому, что вы еще зелены и слегка наивны. В юности мы видим мир таким, каким он должен быть, и лишь к старости обретаем способность различать реальность. Но юность легко излечивается.

Фернандито удрученно опустил голову. Пока он сопротивлялся натиску фатализма, Фермин обозрел горизонт и высмотрел двух медсестер с пышными формами в обтягивающих халатах, приближавшихся к ним по коридору. От их цветущего вида и приятного колыхания бедер при ходьбе у него засвербило под ложечкой. Не располагая другим, более интересным занятием, чтобы скоротать ожидание, Фермин со знанием дела подверг девушек дотошному осмотру. Первая сестричка, форменная тихоня, в копилке которой едва ли набралось больше девятнадцати лет, одарила его выразительным взглядом, когда проходила мимо, и засмеялась. Она недвусмысленно давала понять, что изысканный деликатес вроде нее всяким проходимцам не по зубам. Вторая медсестра, более опытная и закаленная в столкновениях с праздной публикой, слонявшейся по коридорам, посмотрела на него с осуждением.