нашем коридоре все еще полно целеров, и у ближайшей пары я спрашиваю, видели ли они моего гасителя. Солдаты качают головами, и, расспросив их на расплывчатую тему «каких-нибудь недоразумений и неприятностей на этаже, из-за папы», я иду дальше – к двери Эвера, пока еще плотно затворенной. Нет, запертой. Ручку я тяну впустую; убедившись в этом, осторожно стучу в створку. Тоже надо было действовать в обратном порядке. Ну ладно.

На второй или третий стук я слышу с той стороны стон, а затем сонное:

– Да-а-а?.. – звучит почти страдальчески.

– Эвер, – прокашливаюсь, зову чуть громче, отгоняя внезапную нежную дрожь: глупая часть меня просто не может дольше ждать встречи. – Эвер, привет, ты там как? Тоже проспал?

Судя по недолгой тишине, он какое-то время возится, выискивая часы и пытаясь разобраться в стрелках. Усмехаюсь про себя: спросонок это всем дается с трудом. Наконец то ли у него получается, то ли он все понимает по солнцу, но до моих ушей доносится по-прежнему страдальческое:

– Входи, можешь открыть дверь, как ты умеешь.

То есть волшебством. То есть он не в силах встать, соня… зато хочет видеть меня. Я сосредотачиваюсь, шевелю правым запястьем и быстро слышу сухой лязг отъезжающего засова. Теперь ручка поддается, и я ныряю внутрь, скорее прикрыв дверь за собой. Не сомневаюсь, целеры наблюдали за мной с любопытством. Ну… надеюсь, хотя бы не подойдут ближе погреть уши. А впрочем, мы с Эвером не собираемся заниматься чем-либо предосудительным.

Не собираемся же? Нет, нет, некогда, и я не так чтобы в настроении.

В комнате прохладно – намного прохладнее, чем в коридоре, хотя все тот же зной должен бы сочиться сквозь открытое окно. В ярком дневном свете Эвер лежит, наполовину спрятав лицо в подушку, и наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц. Беспорядок на его голове, смявшаяся рубашка, эта общая растерянность, плавно перерастающая в искреннее беспокойство, заставляют меня расплыться в улыбке. Даже тревоги из-за Скорфуса немного отступают.

– Сколько я проспал? – хрипловато спрашивает Эвер то же, что спрашивала в пустоту я, едва продрав глаза. – Боги, да как я мог…

– Пора обедать. – Слегка пожав плечами, иду к нему и, убедившись, что он не против, присаживаюсь на край кровати. Борюсь с желанием провести по его спине, запустив руку под рубашку. – Мы уже начали волноваться, как ты там. Рикус еще что-то такое сказал…

На последней фразе Эвер поднимается на локте, встряхивает головой, и я осекаюсь: замечаю кое-что довольно странное. Его белая рубашка… судя по синей волнистой вышивке на вороте, она повседневная, это не одежда для сна, да и ткань грубовата. Хмурюсь.

– Что тебе сказал Рикус? – Тон Эвера из сонно-бесцветного мгновенно становится настороженным. Да. Что-то не то.

– Что… ты, скорее всего, будешь долго спать? – Пытаюсь припомнить подробности. Да, как-то так. Колеблюсь, пытаясь подступиться к тому, что меня не касается, и наконец все же подступаюсь, максимально дурацки: – Так, я ревную… а ну рассказывай, чем ты занимался в ночи? Или вы вместе занимались?!

Я надеюсь, что он смутится, отобьет мою атаку шуткой – в общем, среагирует как-то так, чтобы у меня не прибавилось желания провалиться сквозь землю. Увы. Не улыбаясь, он некоторое время просто смотрит на меня, потом садится, отводит назад волосы, и я замечаю еще пару неприятных деталей. Синяк на скуле – словно от удара кулаком. Такой же на запястье – будто его кто-то с силой хватал. Да и гематомы на ребрах заметно потемнели со вчерашнего дня.

– Это еще что? – Запинаюсь, облизываю губы и начинаю лихорадочно озираться. – В ванной комнате мазь или где? Эвер, что произошло?

– У меня… были кошмары, ничего нового, – лаконично отзывается он, свешивая ноги на пол и начиная стаскивать мятую рубашку. Морщится от боли. Я решаюсь помочь. – Не беспокойся, я сейчас все смажу. Это ерунда.

– При чем тут кошмары? – Я осторожно беру его за руку, все больше убеждаясь: темный след вокруг запястья – от чьих-то пальцев. Сильных пальцев. – Я бы поверила, что ты ушиб лицо, свалившись с кровати, но…

– Мы тренировались с Илфокионом, – вздохнув, нехотя сообщает Эвер. – В оружейной. И он несколько увлекся, похоже, впал в раж берсерка. Но все обошлось.

Опять он! Сама не замечаю, как сжимаю кулак, а зубы стискиваю до скрежета. С таким бы рвением он следил за солдатами! Хотя он, наверное, и следит, вон как их стало много…

Постойте. Из старших целеров я сегодня видела только Карифира, его помощника. Он расставлял последние посты, когда я проснулась, и он сказал, что начальнику нездоровится. Но я, конечно, не придала этому значения, решив, что Илфокион переел любимых мидий. Или, учитывая все, чему он подверг Клио и парней, не хочет лишний раз показываться физальской делегации. Или наносит вечерний макияж с утра пораньше, чтоб ему…

– Я его убью! – сетую я, грустно переплетая пальцы с пальцами Эвера. Просто в голове не укладывается: как… как можно было так с ним поступить? Вроде Илфокион его даже в каком-то смысле любил. Как минимум всегда уважал и жалел.

Он примирительно улыбается, не отнимая руки и заглядывая вдруг мне в глаза. Как в детстве. Совсем. Да, это одна из тех улыбок, после которых маленькая я не могла больше рвать, метать и сшибать с деревьев апельсины. Но я уже взрослая и не понимаю, стоит ли верить ей. Так же он ведь улыбался в день, когда стал Монстром, – прежде чем уйти гулять на побережье.

– Не беспокойся. Зато я добыл себе новую перчатку. – Он кивает на стол, медлит и все же прибавляет: – В случае чего хотя бы попытаюсь защитить тебя.

Защитить меня. Я остро вспоминаю наш вчерашний разговор, вспоминаю его погасший взгляд и поскорее улыбаюсь. Не знаю… нет, дело не в том, что я не верю в способность Эвера это сделать, верю, еще как, другой вопрос – как бы нам, если падение из окна действительно имеет причину, не пришлось столкнуться с чем-то, от чего не помогут ни его когти, ни Финни, ни мое волшебство. А все равно… все равно это удивительно приятно слышать.

– Знаешь, я очень ценю, что кто-то хочет это сделать, – отзываюсь я и, сама того почти не осознав, опускаю голову ему на плечо. – Спасибо.

Только бы не отстранился… нет. Прикрываю глаза, вслушиваясь в саму себя, чуть крепче стискиваю пальцы и, после некоторого промедления, все же спрашиваю:

– Что тебе снилось?

– Чудовища. И мертвецы. – Слова, простые и отрывистые, заставляют озноб пробежать по позвоночнику, пусть я примерно их