Выбор корпуса Сакена в качестве источника кадровых поступлений для лейб-гвардии не был случайным: в его рядах служило исключительно много ветеранов. Более пристальный взгляд на подразделения, находившиеся под командованием Сакена, позволяет составить представление о довольно пестром составе российской пехоты в осеннюю кампанию 1813 г.

Сакен командовал двумя дивизиями пехоты — 27-й Д.П. Неверовского и 10-й И.А. Ливена. Мы уже говорили о солдатах Неверовского при описании кампании 1812 г. Все его полки были созданы заново перед самым началом войны и состояли в основном из солдат гарнизонных полков. В 1812 г. они действовали великолепно. Когда Александр впервые встретил Неверовского в 1813 г., он сказал ему: «Дивизия твоя дралась славно, и я никогда твоей службы и дивизии не забуду». Слава досталась им очень дорогой ценой. Когда, например, Одесский полк покинул Вильно в декабре 1812 г., в его рядах оставалось всего четверо офицеров, одиннадцать унтер-офицеров и 119 солдат, а общие потери полка в кампании 1812 г. составили 1500 человек. 27-я дивизия находилась в столь расстроенном состоянии, что весной 1813 г. она осталась в Литве для восполнения сил и вновь присоединилась к армии лишь во время перемирия. Неверовский выпросил для своих воинов новое обмундирование и снаряжение, пока те находились в тылу, но найти подкрепление оказалось гораздо сложнее. Опыт Одесского полка был типичным явлением во всей дивизии. Подавляющее большинство больных и раненых служащих полка находились в госпиталях России и Белоруссии. Тех, кто успел выздороветь, отправили для соединения с Резервной армией Лобанова-Ростовского. В конечном счете Одесский полк получил свою долю резервных рот от Лобанова, но к началу осенней кампании в нем было: 21 офицер, 31 унтер-офицер и 544 солдата. Около половины последних были недавно прибывшими рекрутами[641].

10-я дивизия Ливена сильно отличалась от только что описанной. Его полки были набраны из Дунайской армии Чичагова. Все они участвовали в боевых действиях на Балканах до 1812 г. Часть их была оставлены в резерве и использовалась для охраны крепостей и границ в 1812 и в первую половину 1813 г. Ни один из полков не столкнулся со столь же ужасными потерями, которые понесли основные полки российской армии под Бородино, во время преследования Наполеона от Москвы до Березины, а также при Лютцене и Баутцене. 1 июня 1813 г. три пехотных полка дивизии Ливена, чьи формулярные списки дошли до наших дней (Ярославский, Курский и Белостокский полки), имели в своих рядах 120 офицеров, 253 унтер-офицера и 3179 солдат. Подавляющее большинство этих воинов были ветеранами, многие из которых принимали участие в войнах Павла I и Екатерины II. На протяжении всего 1812 г. Белостокский полк, например, получил всего пятьдесят свежих рекрутов. Конечно, Белостокский и Ярославский полки лишились части личного состава в пользу лейб-гвардии летом 1813 г., но эти потери были не столь велики и не могли сказаться на качестве полков. Даже в военное время лейб-гвардия, казалось, вела отбор военнослужащих отчасти из-за их внешних данных, хотя, несомненно, кандидаты с плохим послужным списком отбраковывались. Из 94 бойцов, призванных для службы в лейб-гвардии Измайловском полку из Ярославского полка, например, только 39 были из числа элитных гренадеров и егерей[642].

Помимо всего прочего, лейб-гвардия не забрала у Ливена ни одного унтер-офицера, и именно вокруг этого ядра ветеранов создавались и сохранялись грозные боевые полки. В Курском полку двадцать три фельдфебеля и каптенармуса прослужили в среднем по шестнадцать лет в армии и по тринадцать в полку. Двадцать пять унтер-офицеров служили в полку в среднем по восемнадцать лет. Белостокский полк был сформирован только в 1807 г., все его фельдфебели, за исключением одного, служили здесь с момента его основания. Полковой фельдфебель Борис Васильев, 33 лет от роду, был солдатским сыном. В возрасте всего 13 лет он начал службу в Кронштадтском гарнизонном полку в качестве барабанщика и десять лет спустя стал ротным фельдфебелем. Вместе со многими другими военнослужащими Кронштадтского полка в 1807 г. Васильев был переведен в только что образованный Белостокский полк. Четыре года спустя он получил военную награду за осаду Рущука на Балканах. Будучи еще довольно молодым, но уже очень опытным человеком, он был осведомленным и грамотным руководителем в мирное время, но также являлся солдатом с хорошим послужным списком: в той мере, в какой позволяют судить сухие факты, почерпнутые из его формулярного списка, он воплощал в себе все те качества, которые мог желать видеть в своем старшем фельдфебеле командир полка.

В дополнение к бывалым унтер-офицерам Белостокский полк располагал на удивление большим числом офицеров из низших сословий, большинство из которых, хотя, разумеется, не все, были солдатскими детьми, а все они вместе стали офицерами задолго до начала кампании 1812 г. Эти воины также были закаленными в боях ветеранами. Поручик Николай Шевырев, например, прослужил пятнадцать лет в гарнизонном полку до того, как стать фельдфебелем, присоединился к Белостокскому полку в момент его формирования и сразу после этого был повышен до офицерского звания. Такие люди как Васильев и Шевырев были достойными противниками для младших офицеров и сержантов наполеоновской армии в 1812 г., многие из которых в прошлом также были рядовыми. Однако к августу 1813 г. в Германии было очень мало французских подразделений, которые могли бы сравниться с ветеранскими кадрами Курского и Белостокского полков[643].

Хотя армия Наполеона уступала войскам коалиции количественно и качественно, в других областях он имел ключевые преимущества. Он сам обращал внимание графа Бубна, посланника Меттерниха, на то, что внутренние операционные линии в сочетании с четкой передачей приказов и его собственным непререкаемым лидерством сами по себе представляли большую ценность. При столкновении с коалицией, состоявшей из равноправных великих держав с различными интересами, и с армиями, развернутыми вдоль огромного полукруга, протянувшегося от Берлина на севере к Силезии на востоке и Богемии на юге, эти преимущества могли стать решающими. В своих мемуарах Евгений Вюртембергский писал, что в августе 1813 г. он придерживался оптимистического взгляда относительно перспектив возможной победы союзников, но, обнаружив после окончания войны, сколь сильно союзное руководство было разобщено и пронизано конфликтами, он был теперь очень удивлен тем, что конце концов коалиция добилась успеха[644].