Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но мечта о сибирской Палестине не выдержала проверки реальностью. В Биробиджан приехало всего несколько тысяч евреев, а большинство вернулись обратно через несколько месяцев. Спустя сорок лет после основания Биробиджана он по-прежнему оставался захудалой провинцией с 25 тысячами еврейского населения (что составляло лишь небольшой процент от общей численности населения города). Никто не любил вспоминать об этой истории, особенно советские власти и еврейские коммунисты. Отчасти неудача с Биробиджаном была результатом неразумного и непрофессионального планирования, но, в сущности, власти были не виноваты: просто у советских евреев не возникло желания строить второй Сион на берегах Амура.
Несмотря на эту историю, многие западные евреи питали симпатии к Советскому Союзу — единственной стране, в которой, как считалось, евреи были в безопасности, а «еврейский вопрос» якобы разрешился. Это были времена мирового экономического кризиса и подъема фашистских и антисемитских движений по всей Европе. Что мог предложить взамен сионизм? Отто Геллер в 1931 г. в книге «Падение Иерусалима», вызвавшей ожесточенные споры, писал, что сионизм потерпел «окончательное и неоспоримое» банкротство. В Западной Европе процесс ассимиляции еврейской буржуазии, а также низших слоев среднего класса и рабочих неудержимо развивался. На Востоке же благодаря социализму «еврейский вопрос» разрешен раз и навсегда: «В будущем году — в Иерусалиме? История уже давно дала ответ на этот вопрос. Еврейские пролетарии и голодающие ремесленники Восточной Европы ставят теперь иной вопрос: на следующий год — в социалистическом обществе! Что такое Иерусалим для еврейского пролетариата? В будущем году — в Иерусалиме? В будущем году — в Крыму! В будущем году — в Биробиджане!»[631].
Геллеровское «Падение Иерусалима» представляет позицию Сталина по «еврейскому вопросу». Свои аргументы Геллер заимствовал, главным образом, из сочинений Каутского, хотя «ренегат» Каутский, по совершенно иным причинам, к тому времени уже не числился в большевистских святцах. От Каутского Геллер отличался более злобным тоном: сионизм подобен феномену, который нередко можно наблюдать у умирающих; незадолго перед кончиной они чувствуют внезапный прилив сил, но это лишь приближает момент смерти. Сионизм — контрреволюционное движение, порождение буржуазного слоя европейских евреев. Это — историческая ошибка и нонсенс, поскольку сионисты пытаются отделить «еврейский вопрос» от проблемы товарного производства, с которой нерасторжимо связана судьба евреев. Это — анахронизм, противоречащий не только законам исторического развития, но и простому здравому смыслу[632]. Геллер без зазрения совести пользовался сравнениями Каутского, не ссылаясь на источник: сионизм — это последнее явление Агасфера, Вечного Жида, на исторической сцене. Он достиг конца пути. Иудаизм обречен, ибо он утратил свое привилегированное, монополистское положение в капиталистическом обществе. В то же время исчезли социальные условия для возрождения антисемитизма. «Итак, сионизм, этот самый отчаянный и самый извращенный тип национализма, наконец испускает последний вздох».
Несмотря на всю свою крикливость и высокомерие, позиция Геллера была довольно логична и последовательна, если принять ее идеологические предпосылки. Однако у книги «Падение Иерусалима» был один серьезный недостаток: Геллер не заметил письмена, уже начертанные на стене. Когда эта книга появилась на прилавках магазинов, по городам Германии уже маршировали «коричневые Гитлера. А два года спустя антисемитизм в самой его чудовищной форме охватил всю Германию и продолжал распространяться по Европе вопреки убедительным заверениям, что он утратил свои «социальные основы». Через несколько лет Геллер погиб в нацистском концлагере, как и многие другие еврейские коммунисты, павшие от рук нацистов или расставшиеся с жизнью в советских тюрьмах, откуда не было возврата.
История Отто Геллера представляет определенный интерес: взгляды, которые он выражал, разделяли тысячи молодых евреев-коммунистов по всей Европе, твердо убежденные в том, что только коммунизм (а не какое-либо другое движение) способен разрешить «еврейский вопрос». Этого мнения придерживались не только члены коммунистических партий; все больше и больше людей подпадали под влияние подобных теорий, а приход Гитлера к власти только укрепил их в этих убеждениях.
В 1931 г., когда вышла в свет книга Геллера, в Европе все еще было относительно спокойно и положение европейских евреев казалось безопасным. Шесть лет спустя, когда Уильям Цукерман опубликовал книгу «Бунтующий еврей», ни у кого уже не возникало сомнений в надвигающейся катастрофе. «Бунтующий еврей» представляет собой анализ положения евреев в период кризиса. Автор в самых гневных выражениях осуждает планы эмиграции из нацистской Германии, ибо немецкие евреи глубоко пустили корни в немецкой почве и привязаны к Германии тысячами незримых духовных уз:
«Чудовищная клевета — представлять немецких евреев, чья любовь к своему отечеству вошла в легенду, как трусов, готовых в панике бежать из Германии, организовав массовый исход при первых признаках несчастья… В конце концов, евреи — не единственные жертвы гонений в Германии наших дней. Почему бы не устроить всеобщий исход немецких коммунистов, пацифистов, либералов и католиков?… Евреи, принимающие еврейский план исхода из Германии, в то же время добровольно принимают нацистскую точку зрения на евреев. Это — полная капитуляция перед расовой теорией гитлеризма… Это означает играть в нацистские игры, да еще так, как не смел, наверное, ожидать от евреев и сам Гитлер»[633].
Цукерман верил, что ответственность за унизительный план эмиграции лежит на сионистской буржуазии:
«Фанатичные теоретики сионизма еще активнее, чем нацисты, заняты построением планов и проектов… Сионистские финансисты уже внесли огромные вклады в свою организацию и уверенно двинулись по пути к успеху. Но правда в том, что теперь, когда план исхода стал популярным решением еврейского вопроса, евреи «обязаны» этим не столько фашистам, сколько толпе сионистских фанатиков и кое-кому из крупных сионистских финансистов. Из всех парадоксов нашего времени этот, наверное, войдет в историю как самый курьезный»[634].
Однако автор не сомневался в том, что замысел массовой эмиграции в конце концов потерпит неудачу:
«Вопреки свирепым нацистским гонениям, основная масса немецких евреев останется в Германии и будет жить там еще долго после того, как уйдет Гитлер, и даже после того, когда имя его станет лишь одной из легенд германской истории. Они несут крест своих страданий с достоинством и мужеством, как подобает древнему народу, изведавшему мученичество и знающему, что тирания, несмотря на все ее преходящее могущество, не может повернуть вспять колесо истории… Они знают, что даже если Гитлер сейчас всемогущ и даже если его режим установится на грядущие годы, то это еще не причина добровольно принять его евангелие — евангелие гетто и изгнания».
С точки зрения Цуккермана, картина вовсе не так мрачна, ибо существует одна страна, где «еврейский вопрос» решен, и эта страна указывает путь к спасению евреям всего мира. Что поражало Цукермана в России больше всего,