поэтому фланговые всегда были поджарее и шустрее центровых. А все промежуточные стадии располагаются между ними.

В тот же день, когда наградили Явана, раздали десятников и другим достойным. Салах тоже получил повышение, а вот Хасан — нет, но он с радостью перешел в десятку Явана. В личной жизни тоже произошли перемены — так как в первом бою сотня потеряла троих убитыми, палатки уплотнили, и их четвёртым соседом оказался любовник Салаха, тот маленький евнух, стоявший в ряду перед принцессой. Вернее он раньше стоял, теперь его передвинули — место занял десятник первого ряда, кривой в плечах Калим, любитель сожрать лишнюю порцию плова — всё равно, даже десять кокку риса не отразились бы на этой костлявой, с выпирающим, как кончик копья, кадыком, фигуре.

Новый сосед — Касым (было что-то созвучное в именах стоявших перед Мацуко — Касым-Килим), бывший банщик, принёс в их палатку частичку женского уюта, (чего не могла дать она сама, ведь боялась разоблачения, да и сама была принцессой — то есть особой, за которой ухаживают!), украшая их жилище всякими глупыми безделушками, и трогательно заботясь о комфорте своего любовника.

Было неприятно наблюдать подобные интимные моменты между мужчинами, и однажды, женское любопытство взяло своё. Они сидели за костром, пережидая ночь (Теймур ввёл порядок, чтобы дежурить целыми палатками), Яван варил завтрак по рецепту дворцовой кухни, Салах просто сидел, вольготно развалившись, обнимая одной рукой размалёванного Касыма (кстати, косметика была трофеем Явана, Салах даже ещё не расплатился за неё), а Хасан кого-то сосредоточенно кремировал в костре. Мацуко спросила:

— Слушай, Касым, ты же был нормальным сначала, я не пойму, когда тебя ранило, что ты евнухом стал?

Салах покрепче обнял засмущавшегося любовника, и, сделав не совсем понятный жест свободной рукой, попытался ответить за него:

— Ты, это, не наезжай на него! Нечего пугать!..

Хасан оторвался от своего занятия, и, вздев брови «домиком», посмотрел сквозь огонь на Явана:

— А ты не знаешь, что ли? О-о-о... Помнишь, ту планету, которую все мы считали Амалем, а ты говорил, что это не Амаль? Ну вот, пока мы спорили, дружки Салаха времени не теряли — загнали Касыма и других молодых из первого ряда в один из складов и быстренько так опустили за одну ночь. Вот он и липнет сейчас к Салаху — тот единственный из старших на той вечеринке не был. Эй, Касым, я же тебе говорил, что Салах просто не успел! — неожиданно — с шепота на крик, напугал он бедного кастрата: — Ты лучше, вон, к Явану пристраивайся, он десять твоих Салахов плевком перешибёт!

— Смотри, Хасан, доиграешься! — прошипел Салах с угрозой в голосе.

— Чиво?! Это ты на меня попёр? Я после ранения сам «старшой», смотри, теперь-то у меня сил хватит, ноги тебе повыдёргивать! А если мы с Яваном вместе за тебя возьмёмся, так от тебя вообще лоскутки полетят, Касыму на одеяла! Ну что, Касым, как сам скажешь?

— А я уже пробовал к нему приставать, он сказал что отлупит, если ещё раз попробую... — Салах с удивлённым видом посмотрел на своего дружка.

— Ха-ха-ха! Ну, правильно, конечно. Яван же — суфий! Дервиш то есть!

— А если он дервиш, то почему сражается? Им же вроде нельзя?! — снова пролепетал смелеющий Касым.

— Ну... ну, он особенный дервиш. Им пока тысячу врагов не убьют, нельзя ни к женщинам, ни к мужчинам приставать. А как убьют тысячу — хоть стоя, хоть сидя, хоть на потолке! Ты зря из строя перед ним ушел — представляешь, какая Калиму будет радость, когда после такого воздержания, Яван своего «зверя» на свободу выпустит?! — Хасан затанцевал возле костра, изображая неприличные телодвижения:

— И так, и так, и так! Я правильно говорю, Яван?!

— Ерунду ты порешь, шут гороховый. Подставляйте пиалы.

Мацуко голой рукой сняла казан с огня.

— Опять пересоленное, а, Яван? Шайтан, что это такое?!!

— Ешь, съедобно. Соль вот сегодня не ложила-ла-ла-ла-ла, тра-ля-ля-ля!!! Чего уставились? Ну, помолясь, начнём.

А на следующий день Теймур послал десятку Явана в засаду. Их весь полк так растрясли по дороге: ловили остатки наёмников, ушедших от бомбардировки, которые, опомнившись, сейчас пробивались к линии фронта, чтобы уйти с планеты или предупредить повстанцев.

Они сидели на корточках в подлеске, утыкав себя сорванными ветками, и держали пики наготове. Мацуко переживала:

— Зря мы наломали ветки прямо здесь. Смотри, как заметно — будто стадо быков прошло.

— Да не бери ты в голову! — пытался успокоить командира Хасан: — На быков и подумают. Ну, хочешь, так давай, перейдём в другое место.

— Нет-нет, здесь в самый раз. Смотри, они появляются оттуда — или отсюда, мы в любом случае перебегаем дорогу, раним коней, если шевельнутся, и берём их в кольцо. Они на рожон не полезут, если не дураки, а если дураки, то мы их на перебежке и положим. В крайнем случае, задержим, а там и помощь из лагеря придёт. И всё.

— Вау! Как настоящий командир рассуждаешь! Круто...

— Да брось ты. Всем! Слушайте землю, они не должны застать нас врасплох!

— Да, Яван, ты будешь в состязании участвовать?

— В чём?

— Так ты не слышал? Состязания борцов будут через три дня, вся дивизия придёт, неужели не знаешь?

— Нет...

— Шестая сотня Али Язида выставила, ты же у нас тоже борец! Да ещё какой!

— Тихо... Я подумаю... — к стыду своему Кадомацу, назвавшись борцом, совершенно не знала правил борьбы ракшасов. Как бы опять не попасть в ситуацию... гм, нехорошую ситуацию.

Хасан тем временем крикнул шепотом:

— Братва, за нас Яван выступать будет, он согласился!

«Слава Аллаху!» — пронеслось по кустам.

— Да тише вы! — недовольно шикнула на них дочь микадо. И как раз в этот момент раздалось:

— Тс-с-с! Кто-то идёт, я слышу!

— Так, пики наизготовку, запоминай — говорить буду я, не двигаться, пока не махну. Потом сразу бежать, колоть только лошадей, только лошадей, не останавливаться и строиться по другую сторону! Ну, готовы? К бою.

Все синхронно развернули пики. Замерли. Напряглись перед броском. На дорогу вышел одинокий Теймур, и, смешно оглядевшись, крикнул:

— Эй, ребята! Выходите, всё отменяется! Тардеш-паша их сам нашел и расстрелял из пушки!

Так окончилось первое боевое задание