Так они и вернулись без всяких происшествий домой.

…В небольшом просмотровом зале сидели три зрителя: Лазарев, Барков и Самарин. На экране пошли кадры сумбурной хроники: отдельные лица людей, автомашины, их номера, общая панорама Избы, входящие и выходящие люди. Наконец в кадре появился Серж. Он был один, договаривался с официантом, уходил в туалетную комнату, возвращался, с кем-то перебрасывался словами, и сразу же камера давала укрупненный план человека, с которым общался Куц. Объектив внимательно следил за его действиями, и присутствующие на просмотре сосредоточенно наблюдали за его лицом, боясь пропустить что-то в его мимике и жестах, что можно истолковать как сигнал кому-то в зале или на площадке, где расположились легковые автомашины. И только один раз Серж приподнял руку на уровень плеча и опустил ее, и сразу же в кадре появился Барков.

Дальше Лазарев смотреть не стал, он нажал кнопку, аппарат выключился, в зале загорелся свет.

– Ты можешь утверждать, что этот знак рукой Серж подал тебе? – спросил Лазарев.

– Нет! Меня он окликнул и только после этого помахал рукой. Очевидно, он сообщил кому-то, что я вошел в ресторан, и только после этого он привлек мое внимание.

– А для чего? На тебя же можно было посмотреть и за столом, спешить некуда? – задал вопрос Самарин.

– Слава Богу! Думать начали! – воскликнул полковник. – А теперь ставьте себя на их место и скажите, почему вы так поступили?

Барков и Самарин молчали.

Лазарев снова нажал на кнопку, и свет погас в зале.

– Отмотайте немного назад и пускайте снова. Вот, смотрите! Опять Серж сделал кому-то знак, и в кадре показался Барков, но на секунду его перекрыл кто-то. Очевидно, кто-то шел на выход.

– Стоп! – приказал Лазарев, и кадр замер. На весь экран была видна голова с поседевшей шевелюрой. Видны были довольно широкие плечи и серый пиджак.

– Думайте, Пинкертоны, иначе уволю! – рассердился на своих сотрудников Лазарев.

– А чего тут думать, – вяло ответил Самарин, и по тому, как он это сказал, стало ясно, что он разгадал этот кадр. – Тут ребенок – и тот поймет. Вот разве что Алексей Иванович…

– Алексей Иванович, между прочим, тоже не идиот, – засмеялся Барков. – Он меня снимал в эту секунду.

– И ты этого не заметил? – спросил Лазарев.

– Нет, не заметил! Поэтому такая съемка и называется «скрытая съемка».

– Спасибо! – парировал Лазарев. – Я теперь знаю, как называется такая съемка. Итак, он тебя снял, а для чего?

– На память! – засмеялся Самарин. – у них там в картотеке физиономия Баркова имеется, когда он катался по заграницам. Хотят посмотреть, не состарился ли он.

– Ладно! Хватит зубоскалить! Давайте дело.

– Проверка будет. Сами же подали идею Сержу, а теперь ломаем голову, – сказал Барков. – Им важно посмотреть, что и как я делал в Голландии, Дании и Бельгии.

– Пока они не получат результат и не удостоверятся, что Барков есть Барков с его путевыми заметками, которые читал Серж в Ленинской библиотеке, Алексею Ивановичу можно пойти на каникулы. Серж им интересоваться не будет, – заключил Самарин.

– Вы, гвардейцы-молодцы, а что вы думаете по поводу Райского? Он, по его предположениям, в Париже, а ты, Самарин, его выпустил. Это может встревожить Сержа, он ведь думающий. Вот и получается: Маслова, Райский и Черняк – все трое знают Сержа и все трое побывали у нас в руках. Ну, Черняк – это особый случай. Может он спокойно спать и легко ходить по ресторанам, если знает, что обувь тяжелая? Про Райского он, видимо, узнает на этих днях, он уже звонил матери. Куц ведь все время ждал публикаций по Райскому. Вон по Масловой «Вашингтон пост» опубликовала листовку. Алексей Иванович, ты Екатерине об этом не говори, пусть работает спокойно. А насчет Райского просто затрудняюсь, мне очень не хочется тревожить Куца. Давайте-ка перейдем к главному. Куда делся Икс? Очевидно, этот седой человек? Мы сделали тридцать восемь снимков – практически всех, кто там был, но этого седого там нет. И куда он ушел, как? Все машины на трассе, идущие от Избы, мы проверили.

– А почему вы решили, что он сразу поехал в Москву? – спросил Барков, скорее не Лазарева, а самого себя. – Достаточно выйти тропинкой на другую сторону лесополосы, и там дорога идет к станции. Любая машина подвезет. Он уехал не в Москву, а от Москвы, где мы его совсем не ждали, а на станции сел в электричку и приехал в Москву.

– Ясно! – согласился Лазарев. – Диспут закрывается, мы его недооценили. Проверку Баркова он не мог доверить никому, кроме как самому себе, и к этому он приготовился, не то что мы, целый аппарат профессионалов. Молодец Икс! Благодарим за урок! – явно рассердился Лазарев, но, видно, на самого себя, а не на своих сотрудников, потому что организацию контроля за Избой он взял на себя. – Пошли по местам!

Раздался телефонный звонок, Лазарев снял трубку, послушал и коротко бросил:

– Хорошо! Спасибо! – и пристально оглядел своих сотрудников. – Серж звонил на «почтовый ящик», ему передали: «Вариант семь». Что это такое, по-вашему?

– Инструкция на какие-то новые действия по обусловленному варианту семь, – сказал Самарин.

Лазарев рассмеялся и покачал головой.

– Наверно двоечник был в нашей школе, – поддел он Самарина своим излюбленным приемом, который знали все в отделе, и иногда даже сами подшучивали друг над другом, используя в этом лазаревские выражения.

– Лучше бредовая идея, чем никакой, – проворчал Самарин.

– Следите за Сержем в оба! Тогда и будете знать, что такое «вариант семь», – отрезал Лазарев и быстро покинул зал.

…На третий день после посещения Избы Серж вышел из дома, на плече у него висел фотоаппарат. Предыдущие два дня он никуда не выходил, кроме как в магазин за хлебом, продуктами и снова скрывался в своей квартире. Такое поведение Куца в какой-то мере подтверждало предположение Лазарева, что в Избе Баркова снимали и сейчас заслали его фотографию на Запад. Поэтому ждать контакта с Сержем не имело смысла, он на контакт с Барковым пока не пойдет, но тогда зачем «вариант семь»?

Тем временем Серж поймал машину и доехав до площади Маяковского, вышел. Неторопливой походкой скучающего человека он двинулся вниз к центру. Тут он несколько оживился, расчехлил фотокамеру и принялся фотографировать, казалось бы, все подряд: памятники, дома, киоски, и пока дошел до Института, защелкал всю кассету. Здесь он перезарядил аппарат, поймал такси и поехал на ВДНХ, покрутился у входа, поснимал, что подвернулось под руку, вошел на территорию, сделал несколько снимков людей, входящих на выставку, походил среди павильонов, и пока не закончил снимать – не успокоился.

– Прямо какой-то фотозуд напал на него, – прокомментировал Лазарев, когда