А между тем рассвет миновал, и пришло воскресенье, и это означало, что клиентов сегодня не будет. И никто не помешает Гарри сгрести в кучку останки, растолочь осколки костей и сложить все в пакет. Затем он поедет к какому-нибудь мосту или причалу и пустит Сванна в плавание по реке.

Когда огонь довершил свое дело, слишком мало осталось от мага и ничего – что даже смутно напомнило бы человека.

Все приходит, все уходит, и в этом – тоже магия. А что в промежутке? Погони? Колдовство? Страхи? Личины маскарада?.. В промежутке – редкие радости.

Так ведь для радостей – столько поводов. И это – тоже магия.

Вайберд взглянул на ходячую книгу, и книга взглянула на него. Все, что Вайберду говорили об этом мальчишке, оказалось правдой.

– Как ты проник внутрь? – поинтересовался Макнил. В его голосе не было ни гнева, ни тревоги, лишь обычное любопытство.

– Перелез через стену, – ответил ему Вайберд.

Книга кивнула.

– Пришел посмотреть, правдивы ли слухи?

– Типа того.

Любители всякого рода странностей рассказывали историю Макнила благоговейным шепотом – рассказывали о том, как этот парнишка выдал себя за духовидца, придумывал ради выгоды истории от лица мертвых, и как мертвецы наконец устали от такого издевательства, ворвались в мир живых и отомстили с лихвой. Они стали писать на нем: выбивали на его коже татуировки с правдивым изложением своих историй, чтобы он больше никогда не смеялся над их печалями. Они превратили его тело в живую книгу, в книгу крови, каждый сантиметр которой был вдоль и поперек исписан их рассказами.

Вайберд не отличался особой доверчивостью. Он никогда до конца не верил в эту историю – до сих пор. Но теперь живое доказательство ее истинности стояло прямо перед ним. Крошечные буквы покрывали все открытые участки кожи Макнила. Хотя с тех пор, как к нему впервые явились духи, прошло не меньше четырех лет, казалось, ранки так полностью и не зажили.

– Насмотрелся? – спросил парень. – Есть и еще. Он покрыт с головы до ног. Иногда он спрашивает себя, не исписана ли еще и внутренняя сторона.

Он вздохнул:

– Хочешь выпить?

Вайберд кивнул. Может, от доброго глотка алкоголя его руки перестанут дрожать.

Макнил плеснул себе водки, отхлебнул и пошел наливать своему гостю второй стакан. В этот момент Вайберд увидел, что задняя часть шеи у Макнила исписана так же густо, как лицо и руки, и письмена заходят под волосы. Похоже, даже кожа головы не избегла этой участи.

– Почему ты говоришь о себе в третьем лице? – спросил он Макнила, когда тот вернулся. – Словно ты не здесь?

– Парень? – сказал Макнил. – Он не здесь. Его здесь нет уже давно.

Он сел. Пьян. Вайберд начал чувствовать не просто легкую неловкость. Мальчишка просто свихнулся или же разыгрывает из себя идиота?

Макнил накатил еще, а затем спросил как ни в чем не бывало:

– И сколько тебе за нее дадут?

– За что? – опешил Вайберд.

– За его кожу. Ты же за ней пришел, да?

Вайберд, не отвечая, опустошил свой стакан в два глотка.

– У всех есть право на молчание. – Макнил пожал плечами. – Кроме парня, конечно. У него такого права нет.

Повернув руку, он рассматривал письмена на ладони.

– Истории продолжаются и днем и ночью. Никогда не прекращаются. Понимаешь, они говорят сами с собой. Кровь все течет и течет. Их невозможно за ткнуть, невозможно излечиться.

Он точно сумасшедший, подумал Вайберд, и от этого понимания ему стало легче. Больное животное убить не так жалко, как здоровое.

– Знаешь, есть дорога… – говорил парень, даже не глядя на своего палача. – Дорога мертвых. Он ее видел. Темная, странная дорога, там полно людей. Не проходит и дня, когда бы он не хотел… не хотел вернуться туда.

– Туда? – переспросил Вайберд, довольный тем, что парень продолжает говорить. Его рука скользнула в карман куртки за ножом. Так ему было спокойней в обществе этого психа.

– Ничего не помогает, – сказал Макнил. – Ни любовь. Ни музыка. Ничего.

Сжав нож покрепче, Вайберд вынул его из кармана. Мальчишка заметил лезвие, и взгляд его потеплел:

– Ты так и не сказал ему, сколько за это получишь.

– Двести тысяч, – ответил Вайберд.

– Он знает этого человека?

Наемный убийца покачал головой:

– Эмигрант в Рио. Коллекционер.

– Коллекционер кожи?

– Кожи.

Макнил отставил стакан. Пробормотал что-то, чего Вайберд не разобрал. А потом, очень спокойно, сказал:

– Давай быстрее.

Он слегка дернулся, когда нож вошел в сердце, но Вайберд работал чисто. Все случилось мгновенно. Парнишка даже не успел понять, что происходит, и уж тем более почувствовать. Потом все было кончено, по крайней мере для него. Для Вайберда настоящая работа только начиналась. Ему потребовалось два часа, чтобы снять кожу полностью. Когда он закончил свой труд, завернул кожу в чистую простыню и упаковал в специально купленный чемодан, то падал с ног от усталости.

Завтра он полетит в Рио, думал Вайберд по дороге домой, и потребует остаток оплаты. А потом Флорида.

Вечер он провел в маленьком номере, который снял на те скучные недели, пока устанавливал слежку и готовился к сегодняшнему дню. Вайберд был рад, что уезжает. Здесь ему было одиноко и тревожно. Теперь работа сделана, и можно выкинуть ее из головы.

Он крепко заснул, и во сне ему мерещился сладкий аромат апельсиновой рощи.

Но когда проснулся, то почувствовал не фруктовый, а какой-то металлический запах. В комнате было темно. Он повернулся на бок и нащупал выключатель, но лампа не зажглась.

Теперь он слышал, как в комнате раздается какой-то тяжелый капающий звук. Сел, прищурился, но в темноте ничего не разглядел. Вайберд перекинул ноги через край кровати и встал.

Первой его мыслью было, что он не закрыл кран в ванной и устроил потоп. Теплая вода доходила до колен. В замешательстве он побежал к двери, нащупал выключатель и зажег свет. То была не вода. Для воды она была слишком сладкой и драгоценной. Слишком красной.

Он заорал от отвращения и попытался выйти из номера, но дверь была заперта, а ключ исчез. Он в панике заколотил по твердой древесине, зовя на помощь. Никто не отозвался.

Вайберд ринулся обратно в комнату, где горячие волны уже доходили до бедер, и отыскал их источник.

Чемодан. Он стоял на тумбе, где Вайберд его оставил, и кровь безостановочно хлестала изо всех швов, из замка, со всех петель – словно внутри чемодана совершались сотни зверских убийств, и вместить пролитую там кровь было просто негде.