женщину; вот почему на иероглифе Аркана VI ее направление таково, что нельзя сказать, кого она поразит. Аркан XVI выражает ту же идею, взятую в продлении, ибо он гласит о мире внешнем — царстве времени. Выбор есть колыбель всякого чувства и всякого познания, если бы человек обладал вполне этим даром, то, перенося свой взор в одну часть существа своего, он мог бы забыть о других, не налагая на них никаких стеснений; но это есть его конечная цель, а к ней он лишь стремится, — вот почему свой выбор он может делать лишь поправ другое, лишь сознательно забыв о другом, лишь силой своей воли заставив смолкнуть другие голоса своей души. Этот первый этап, с которого начинается всякое познавание, всякое чувствование, есть то «сознательное неведение», о котором мы уже говорили не раз.

Человек боится бесконечности; вся его душа трепещет от ужаса и беспомощности, когда она его хотя бы слегка коснется. Даже в том случае, когда он начинает сознательно рассуждать о ней, он всегда стремится воспринять бесконечность в узких рамках, умалить ее истинное значение; он только ограничивается указанием, что она больше того-то и того-то, но никогда не идет дальше, никогда не стремится взглянуть на ее истинную сущность, как бы боясь быть раздавленным ее величием. По самому существу своему человек должен видеть пред собой только близкие, легко достижимые цели Чуть только цель переходит в идеал, хотя и достижимый, но далекий, человек теряется, у него тотчас же встает сомнение в самой возможности его достижения вообще. Вот почему все Великие Посвященные всех времен давали истины своего учения в простых, понятных даже детям, доходящих до наивности словах. И люди, слыша эти слова, никогда не задумывались над тем, что таится под ними, какая бесконечность отделяет их не только до достижения предуказываемых этими словами принципов, но даже до полного их понимания! Великие Посвященные, таким образом, ставили бесконечность в перспективном положении, проектирующемся в виде весьма короткого пути. Этим людям как бы закрывались глаза на время; видя Цель так близко перед собой, они бросались к ней и, не отдавая себе отчета в том, что она в сущности к ним и не приближается, они незаметно проходили часть пути, хотя далеко еще не приводившую к достижению, но все же к нему приближавшую. Путь эволюции человека распадается на отдельные участки; для каждого из них существуют свои особые законы, своя цель, свой путь. Находясь в какой-либо части пути, человек имеет пред собой совершенно определенную цель, олицетворяющую самые трепетные его желания, а потому он невольно начинает считать такую очередную цель за цель конечную. Видя ее столь близко, он черпает в ней силы для побеждения очередных препятствий и испытаний.

«В пустыне бесплодной, солнцем палимой, караван изнывает от жажды. Вот видит он вдруг, недалеко оазис пред ним показался; и ожили люди, в путь устремились, и быстро проходят песчаные волны. Но бледною дымкой растаял оазис, — то был лишь мираж; и плачутся люди! Но слышится голос тут мудрого шейха: Смотрите, друзья! Вот, камень лежит, отсюда уже недалеко дойти нам до цели. Оазис был только мираж, но вид его дал нам ведь силы пройти незаметно путь самый трудный на всем переходе. Не будем же предаваться печали, с миражем ведь легче перенесли мы страдания, теперь уже недолго осталось нам ждать и скоро вздохнем мы под зеленой листвой».

Из арабских преданий

«Путешественник, все мысли которого сосредоточены на лежащей впереди цели, не чувствует передвижения своих ног по дороге; поступайте таким образом во всем, что вы делаете».

Йогавасишта

Когда человек познает какую-либо новую для него идею, новый закон, когда при свете его раскрываются новые горизонты и заново освещается все, что было им познано ранее, когда ряд отдельных частностей группируется в общую систему, — человек всегда склонен думать, что он постиг основной закон, основной принцип мироздания. Даже в простой науке толпы каждое новое сколько-нибудь важное открытие мощно взбудораживает все умы, и люди твердят в один голос, что настала новая эра умственного развития человечества. Это чувство есть великое благо, так как оно вливает грандиозную энергию в человека и толкает его к новой работе, к новым затратам сил для дальнейших достижений.

Мир разума есть исчерпывающая совокупность всех a priori возможных модусов самосознания и миропонимания. Если конкретное представление есть частность Целого, то идея, или система построений, выражающая закон чередования конкретных представлений, есть уже аспект Целого в собственном значении этого слова. Характер представления, т. е. его качествования и угол зрения суть понятия равнозначащие Вообще говоря, всякое представление имеет свой raison d’être. Нелепым представлением я называю лишь такое, в котором заключено или отождествление различного, или же совокупность элементов, составляющих представление, не проникнута цепью причинности. Иначе говоря, ошибочное представление есть в сущности игра слов, ибо в самом понятии «представление» заключено сродство составляющих элементов. Отсюда выводим, что ошибочное представление есть объектирование группы элементов в систему, когда они не имеют сродства Исключая из рассмотрения сказанный случай, как противоречащий самому понятию о разуме и являющийся продуктом рассеянности или заведомо ложного упорства, мы видим, что относительные формы мышления, будучи беспредельны по количеству, в то же время все связаны между собой, и каждая из них по законам разума может быть доведена до слияния с другой. Под схоластикой, или так называемым «умствованием», я понимаю такие рассудочные построения, которые не обусловливаются какой-либо высшей руководящей идеей, а являются случайной цепью единичных умозаключений, имеющую ценность лишь как орудие для гимнастики ума, ибо, последовав этому пути, он тем самым начинает вращаться в заколдованном круге без цели и результата. К глубокому сожалению, немалое количество людей отдавали силы свои на подобную потерю времени. Основываясь на мире явлений, люди не раз пытались создать объективную или эмпирическую философию, но в результате давали исключительно лишь хитросплетения разума, но не могли объяснить ничего. Не будучи в состоянии достигнуть абсолютного синтеза и достигая лишь частных обобщений, философы этого рода принуждены были попросту отрицать или игнорировать все то, что лежало вне их построений. Каждое из этих последних, хотя и имело некоторую цену, но лишь постольку, поскольку она воздерживалась от отрицания или осуждения других. В противном случае оно уже теряло всякую цену и превращалось из относительной данности в заблуждение.

«Всякое учение истинно в том, что оно утверждает, и ложно в том или тем, что оно отрицает или исключает».

Лейбниц.

«Человеческий разум