Чион начала жать кнопки на пульте, завела перфокарты в аналитическую машину. У всех на мгновение замерло сердце, когда ничего не произошло, но потом сфера начала подрагивать в такт своим механизмам.

— Он в нескольких сотнях футов под нами, — сказала Чион. — Будем спускаться медленно.

С неторопливым стоном «Ктенофор» пошел вниз по кривой, в направлении к аванку.

Фонарь снова вернулся к жизни, пронзил воду холодным лучом. Иоганнес вглядывался в воду с ее взвесью мелких частиц и увидел, как она сотрясается вместе с биениями сердца аванка. Иоганнес подумал о миллионах тонн воды жаждущих сокрушить их, и во рту у него собралась слюна.

Внизу под ними что-то ожило — что-то похожее на призрак. Иоганнеса охватил ужас. Они спускались к огромной плоской зоне более светлой тьмы — к разорванному шероховатому полю, сделавшему себя видимым. Поначалу крайне слабое, оно делалось все плотнее, его нечеткие рваные очертания высвечивались фосфоресцирующим лучом. Осклизлое и неустойчивое, оно простиралось во все стороны; в нем виднелись пятна, наросты глубинного лишайника. Оно служило пристанищем глубоководной жизни. Иоганнес увидел слабое мерцание слепой угреобразной миксины, кургузых эхурианов, толстых, выбеленных трилобитов.

— Мы попали не туда, — низким голосом сказала Чион. — Мы опускаемся на дно.

Но не успела она произнести последнее слово, как голос ее надломился и перешел в дрожащий шепот — она поняла свою ошибку. Иоганнес кивнул — его обуяли благоговейный трепет и торжество, какие охватывают человека в присутствии божества.

Сердце аванка стукнуло еще раз, и подводный пейзаж сотрясло землетрясение — огромный кряж поднялся внезапно на двадцать футов, а вокруг него завертелся ил и мелкие взвешенные частицы. Плотный гребень стал распространяться по шишковатой поверхности вдаль, насколько хватало света фонаря, разветвляясь, двоясь и троясь, оставляя за собой след на ровной поверхности.

Это была вена.

Она наполнялась кровью, пульсировала, дыбилась, а потом снова опадала.

Батискафос вышел прямо на цель. Они находились над спиной аванка.

Даже Круах Аум, обычно сдержанный, казался ошеломленным. Все трое жались друг к другу, бормоча успокоительные слова.

Поле под ними было спиной животного.

«Ктенофор» медленно двигался в двадцати пяти футах над поверхностью тела аванка, над пространством между двумя венами. Иоганнес смотрел вниз сквозь гущу воды. Цвета аванка приводили его в восторг. Он ожидал увидеть анемичную белизну, но на пятнистой шкуре виднелись прожилки множества оттенков, закрученные спиральками вроде узоров на подушечке пальцев, — переливчато-серые, красные, желтоватые.

Местами шкура аванка была повреждена элементами упряжи, похожими на зубцы или рога, и вокруг этих ран торчали волосяные отростки, напоминавшие ветви деревьев. Чион осторожно вела батискафос между ними.

Они проходили над отверстиями — морщинистыми вкраплениями в теле аванка, которые вдруг непонятно почему увеличивались в размерах, разверзались дырами с ровными краями, пульсирующими туннелями, которые уходили внутрь животного, выстланные ячеистыми оболочками — каждая ячея размером с человека.

«Ктенофор» плыл над шкурой аванка, как пылинка.

— Боги милостивые, что же мы делаем? — прошептал Иоганнес.

Круах Аум наспех делал наброски и записи, а Иоганнес взирал на животное, которое он помог вызвать.

— У нас света всего на пару часов, — встревоженно заметила Чион.

Батискафос перевалил через небольшую рощицу волос высотой с колокольню и снова спустился между двумя выступами — возможно, концами жабр, или шрамами, или плавниками. Шкура аванка дыбилась и морщилась из-за подкожных процессов. Ее очертания медленно менялись — поверхность приобретала уклон.

— Мы приближаемся к его боку, — сказал Иоганнес.

Неожиданно соединительная ткань под ними круто пошла вниз, образуя мозолистую кожистую впадину, дно которой исчезало в темноте. Иоганнес услышал свое отрывистое дыхание, когда «Ктенофор» заскользил вниз, вдоль бока животного. Свет играл на слоях ячеек, на паразитах внезапно открывшихся исследователям в этой органической пропасти.

Громада пациента приводила их в трепет.

В тех местах, где шкура аванка наслаивалась сама на себя мясистыми складками, стали появляться морщины — десятки глубоких морщин, напоминающих кромки тектонических сдвигов и уходящих туда, где располагались то ли нога, то ли ласт, то ли хвост.

— Я думаю… — сказал Иоганнес, делая знак другим, — я думаю, мы сейчас увидим конечность.

По воде проходила судорога, а потом на время все опять успокаивалось. Морщины на коже появлялись все чаще. Здесь с каждым биением аванкова сердца проявлялась сеть огромных вен — замысловатая, словно трещины на разбитом стекле, — очерчивались горообразные мышцы. Свет спугивал крабов, которые опрометью бросались в складки аванковой кожи.

Вода была полна примесей. Свет выхватывал потоки матовой жидкости, напоминающей чернила.

— Что это? — прошептал Иоганнес, и Круах Аум что-то написал для него на листе бумаги.

Кровь.

Еще одно биение сердца — и вода наполнилась темной жидкостью. Она быстро растворилась, разойдясь во всех направлениях. Свет фонаря пробился через сгустки крови и засверкал на чем-то вдали — на плотной, ровной поверхности.

Акванавты замерли в изумлении — это была металлическая кромка армадской узды. На ее поверхности образовалась корка из останков ракушек, давно уже убитых давлением, и жизнеформ, обитающих на этой глубине. Один угол, один зажим охватывающей тело аванка упряжи.

— О боги, — прошептала Чион. — Может, это мы виноваты. Может, все дело в этих застежках, уздечках… может быть, они вызвали у него раздражение.

«Ктенофор» проплыл назад через сгустки крови над телом аванка. Кровь фонтанировала откуда-то позади возвышений на его шкуре.

— Смотрите! — воскликнул Иоганнес. — Вон там!

В двадцати футах под ними шкура аванка была содрана, и оттуда что-то сочилось. Это было похоже на раскопки — широкая рваная траншея глубиной не меньше тридцати футов и длиной во много ярдов, искривляясь, исчезала в темноте. Внутренние ее стенки представляли собой комковатую массу разрушенных ячеек, загрязненную остатками вязкого гноя. Сгустки полужидкой субстанции прямо на глазах отрывались от тела и устремлялись вверх, а за ними — лоскуты материи.

В самой глубокой части раны, в ее основании, фосфор высвечивал влажное красное мясо.

— Джаббер его задери! — прошипел Иоганнес. — Неудивительно, что он остановился.

Круах Аум принялся что-то бешено писать, потом поднес клочок бумаги к свету. «Это для аванка ерунда — представьте себе его размеры, — прочитал Иоганнес. — Должно быть что-то еще».

— Смотрите, — прошептала Чион. — Кромки этой раны… Они не соприкасаются с уздечкой. Здесь что-то другое. — После этого на несколько секунд воцарилось молчание. — Мы что-то упустили.