В трехстах футах из воды поднимались громоздкие опоры «Сорго». Солнце закатилось за платформой, и металлическое плетение ее вышки темными стежками прошило небо.

— Не подходи слишком близко, — еще раз предостерег Шекеля Флорин, но парнишка не слушал его.

— Смотри! — прокричал он и нырнул к Флорину, но, исчерпав инерцию погружения, со смехом выскочил на поверхность, а потом снова нырнул, направляясь к дальнему концу «Ходдлинга», где был виден туго натянутый кабель, уходящий в воду.

— Держись подальше, — предостерег Флорин. — Ближе нельзя.

Трос пронзал воду, как игла.

— Шекель! — решительно окликнул его Флорин, и парнишка повернул назад, поднимая тучу брызг. — Хватит. Давай посмотрим, что можно увидеть, пока еще есть свет.

Флорин подплыл к Шекелю и поднырнул под него, снизу смотря, как парнишка натягивает очки на глаза, набирает полные легкие воздуха, а потом ныряет вниз и хватает Флорина за руку.

Края города над ними были изрезаны выступами, наминавшими зловещие грозовые облака. Флорин про себя вел счет, полагая, что Шекелю набранного воздуха хватит на двадцать секунд. Он всматривался в мглу Скрытого океана, держа в поле зрения ствол кабеля.

Начав грести вверх и подталкивая Шекеля к поверхности, Флорин увидел улыбку на лице парнишки.

— Это охренительно хорошо, Флорин, — сказал он и закашлялся, глотнув воды. — Давай еще раз.

Флорин взял его еще глубже. Секунды тянулись медленно, и Шекель был абсолютно спокоен.

Они опустились на десять футов от поросшего ракушечником днища «Ходдлинга». Вниз проник луч лунного света, и Шекель показал на него. В сорока-пятидесяти футах на мгновение появился глубоководный кабель.

Флорин кивнул, но повернул голову к черноте, сгустившейся под кораблем-фабрикой. Он услышал какой-то звук.

«Пора наверх», — подумал он и снова повернулся к Шекелю. Он прикоснулся к парнишке и показал наверх, вытянув обе руки. Шекель усмехнулся, обнажая зубы, — из открытого рта вырвались пузыри воздуха.

Внезапно Флорин почувствовал, как прихлынула вода и что-то гибкое и очень быстрое на миг появилось в поле его зрения. Потом оно исчезло, потом опять появилось, как мельтешащая голодная рыба. Флорин ошарашенно моргнул. Шекель продолжал смотреть на него, теперь уже с тревогой. Парнишка нахмурился и открыл рот, словно собираясь заговорить, и изо рта у него с громким рвотным звуком вырвался весь воздух.

Потрясенный Флорин судорожно дернулся, оглянулся и увидел, как что-то темное метнулось следом за пузырями из Шекелева рта. На мгновение Флорину показалось, что это рвотная масса, но это была кровь.

Шекель, на лице которого сохранялось удивленное выражение, начал погружаться. Флорин ухватил его щупальцами, потащил наверх, устремился на поверхность, в ушах его стоял грохочущий звук. А кровь бурно фонтанировала не только из Шекелева рта, но и из глубокой раны на его спине.

Казалось, что до поверхности так далеко.

В голове у Флорина звучало только одно слово. Нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет.

Он беззвучно выкрикивал его, обхватив своими отростками Шекеля и судорожно устремляясь с ним к воздуху; а вокруг Флорина мельтешили неотчетливо видимые тени, хищные и злобные, как барракуда, они то приближались, то опрометью бросались прочь, двигались без труда, с рыбьей легкостью, отчего Флорину, спасавшемуся бегством, тащившему наверх парнишку, собственные движения казались тяжелыми и неловкими. Он был здесь чужим и теперь давал деру, атакованный настоящими морскими обитателями. Его измененное тело показалось ему вдруг плодом нелепой шутки, и он закричал, барахтаясь вместе со своим грузом, борясь с водой, внезапно ставшей совершенно чужой.

Вырвавшись на поверхность, он зашелся в крике. Лицо Шекеля было перед ним, искаженное судорогой, а изо рта вместе с тихими стонами сочились морская вода и кровь.

— Помогите! — кричал Флорин Сак. — Помогите!

Но никто его не слышал, и он, цепляясь своими смешными конечностями-отростками за борт «Ходдлинга», попытался вытащить себя из воды.

Помогите!

Что-то случилось! Что-то случилось!

В течение нескольких часов рабочие на палубе «Ходдлинга» колдовали над огромными паровыми насосами, нагнетавшими воздух в «Ктенофор», и готовились к подъему глубоководного аппарата. Потом они один за другим начали впадать в некую разновидность прострации. Они не замечали ровным счетом ничего, пока женщина-какт, смазывавшая страховочный трос, не закричала:

— Что случилось, мать вашу!?

Встревоженные ее голосом рабочие опрометью бросились к ней. Сердца их бешено колотились — они в недоумении смотрели на трос. Огромный барабан — он стравил трос почти до конца и был почти пуст — сильно трясло, он плясал на палубе вместе с людьми, которые пытались удержать его. Кабель натянулся, его стало срывать с направляющей.

— Поднимайте их, — прокричал кто-то, и команда бросилась к массивной лебедке.

Послышался щелчок, потом скрежет шестерен. Поршни молотили воздух, как боксеры. Маховик двигателя шевельнулся и вроде бы стал поворачиваться, но кабель оказался сильнее. Он был натянут, как струна.

— Поднимайте их скорее, — раздался чей-то бесполезный голос, а за ним последовал жуткий треск, и громадная лебедка сильно накренилась на своем основании.

Двигатель чадил, надрывался и по-детски завывал, начав вращаться вхолостую. Его многочисленные храповики и колеса пришли в зацепление и закрутились с такой бешеной скоростью, что почти пропали из виду.

— Его отпустило! — закричала женщина-какт под восторженные выкрики. — Он поднимается.

Но батискафос не был рассчитан на такую скорость подъема.

Маховик бешено ускорялся, поднимая кабель с головокружительной скоростью. От шестерен пошел сухой запах разогретого металла, а сами они раскалились докрасна.

Чтобы опустить «Ктенофор» на дно, понадобилось три часа. Объем троса, наматываемого на барабан, увеличивался прямо на глазах, и все видели, что через несколько минут вся его длина будет выбрана.

— Он поднимается слишком быстро! Разойдитесь.

Толстенный кабель, прорезав себе путь в толще воды, вырвался на воздух, подняв за собой столб брызг. В том месте, где он ударился о борт «Ходдлинга», в металле осталась глубокая выбоина, а сам удар сопровождался снопом искр.

Инженеры и стивидоры бросились врассыпную от машин, которые пошли вразнос, словно впавшие в ужас люди.

Флорин Сак выполз на палубу «Ходдлинга», таща за собой влажное, холодеющее тело.

— Помогите! — снова закричал он, но никто его не услышал.

(На границе Сухой осени у борта «Юрока» стоял Бруколак, внимательно вглядываясь в воду. Перед ним возникла куполообразная зубастая голова, от которой по воде пошли круги. Голова кивнула один раз и исчезла. Бруколак повернулся к своим подручным, стоявшим на палубе за его спиной.