Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссионерское влияние неизбежно. Марк Нолл проводит различие между прямым влиянием и более долгоживущей моделью, которую они оставляют за собой. В каком-то смысле можно сказать, что духовное возрождение Восточной Африки в полной мере было «западным», или «американским». Джозеф Чёрч и другие сознательно приняли за образец странствующего проповедника Чарльза Финни. Проповеди Финни даже зачитывали вслух. Чёрч решил прибегнуть к богословию Кесвикского движения и к Библии с комментариями Скоуфилда, а также много говорил о западной политике и практиковал западную медицину.
И все же Нолл предупреждает: вывод о том, что западные проповедники манипулировали африканцами, возможно, не отражает всего смысла истории. Влияний множество, и они сливаются воедино. Кроме того, если мы поймем, почему именно эти миссионеры смогли оказать влияние, а другие не смогли, то яснее представим африканскую культуру. Многие ученые оценивают эти культурные взаимодействия и приходят к выводу, что духовное возрождение Восточной Африки носило подлинно африканский характер. И книга Нолла «Новый облик мирового христианства: как американский опыт отражает глобальную веру» (The New Shape of World Christianity: How American Experience Reflects Global Faith) играет еще большую роль: ее автор выходит за рамки вопроса о прямом влиянии, которое западные миссионеры оказали на южные народы, стремится шире понять влияние Америки на распространение христианства на «глобальном Юге», смещает наш фокус с вопроса о том, что делали миссионеры, и обращается к тому, какую версию христианства они смоделировали перед верующими «глобального Юга».
«Христианский мир»
Проще всего сказать, что «христианский мир» – это христианские владения: земли, где живут христиане, а не сторонники других религий. Как правило, сегодня этот термин используется с учетом культурных и политических соображений: культура может принять христианские ценности и установить их в качестве закона (скажем, есть пуританские законы, ограничивающие продажу тех или иных товаров в воскресенье). По мнению иных, этот термин подразумевает, что западная цивилизация рождена христианством. Вообще, религиозная власть (Церковь) и светская власть (гражданское правительство) служат разным целям, но стремятся к достижению объединенной реальности. В самом крайнем выражении «христианского мира», государственной Церкви, все христиане в стране считаются гражданами, а все граждане – христианами.
Самое глубокое неприятие «христианского мира» – у анабаптистов. В их глазах Церковь ни органически, ни организационно не связана с государством и независима от какого бы то ни было правительства и соответствующего географического региона. В их Церкви были только те, кто добровольно вошел в нее и принял завет. Хотя этот подход сегодня кажется американцам довольно простым, анабаптистов преследовали и жестоко убивали и протестанты, и католики. Борьба с «христианским миром» была опасна.
Анабаптисты утверждают, что в Америке существует неформальный «христианский мир». Да, хотя правительство США не назвало государственной ни одну Церковь или отрасль христианства (иными словами, Церковь отделена от государства), христиане все же считают свою нацию в какой-то мере христианской и считают, что Церковь обязана служить государству – и священники исполняют ее долг перед ним. Американские христиане видят себя где-то между крайней независимостью анабаптистов и полномасштабным «христианским миром», смоделированным в Европе. И это отступление от модели «христианского мира», пусть даже и едва уловимое, имеет решающее значение для понимания американского христианства.
То христианство, которое развивалось стремительными темпами в Северной Америке и наиболее широко распространилось на «глобальном Юге», было добровольным. Кроме того, в Северной Америке обращение было личным. Американцы с радостью приняли Баньяна, в чьем романе «Путешествие пилигрима» (1678) ярко предстает и распространяется христианство, сосредоточенное на христианской жизни личности. Баньян не отказывается от пуританства, но его история дает понять, что христианство – это дело личного обращения и паломничества. В эпоху возрождений и пробуждений духа, сформировавших американскую религию, акцент снова делался на обращение личности. Иногда так происходит и в церквях в остальном мире, пусть те и в большей степени ориентированы на общину и коллектив.
Американские церкви с большей готовностью принимали лидеров на основе дарований и инициатив, а не институционального или иерархического статуса. Пример – влияние Уэсли: его наследию способствовали именно его новаторские навыки организатора, а не его усилия по поддержанию связей с Церковью Англии. В конце концов именно такая предрасположенность западных миссионеров – добровольность, независимость, новаторство – оставила неизгладимый след в церквях «глобального Юга».
Роль Библии
Сегодня Библия в особенности перекликается с «глобальным Югом». К счастью, миссионерское видение часто подразумевало энергичные усилия по переводу Священного Писания на местные языки. Можно справедливо заметить: переводы дают западным миссионерам широкие возможности внедрить в чужую культуру свои культурные предубеждения. И все же эффект перевода был не просто воздействием на культуру – но стимулом к культурной независимости. Ряд ученых отмечает центральную роль библейского перевода в появлении независимого мышления. Библия на родном языке расширяет возможности, позволяет охватить и местные традиции – и, открыв и изучив Библию, с радостью увидеть, что некоторые обычаи или практики тех или иных народов находят в ней параллели.
Иные противопоставляют транснациональный эффект ислама – «Коран не может быть переведен!» – и одобрение местных обычаев и культуры при переводе Библии. Кроме того, изучая Священное Писание, люди могли оценить, чему учили миссионеры. Яркий пример – африканцы, которые узнавали, что великие патриархи были многоженцами, и удивлялись тому, почему миссионеры так непреклонны в отношении моногамии.
Настоящая работа по установлению влияния начиналась при встрече с переводом: тогда читатели могли бы приспособить для себя язык, образы и культуру Библии. Марк Нолл создал каталог разных культурных подходов к Библии. Запад обычно расценивает наставления и миссионерские послания Павла как ключ к чтению остальной Библии. У некоторых африканцев центральную роль играет Книга Левит. Они отождествляют себя с чувством святости и ритуала и в Книге Левит находят подтверждение тому, что такие категории, как «чистые» и «нечистые», берут начало в Библии, а не являются порождением языческих суеверий. Азиатские христиане порой уделяют особое внимание Книге Притчей Соломоновых, где видят, что Бог проявляет интерес к мудрости, которую они некогда искали в конфуцианских источниках.
Такое чувство, что христиане на «глобальном Юге» воспринимают Библию непосредственно, как будто ту писали именно для них. Читатели на Западе, напротив, соблюдают историческую дистанцию между воспринимаемым миром и миром Библии – и им тут же бросается в глаза то, насколько их опыт отличается от новозаветного. Часто отмечают, что для пятидесятников Новый Завет с его «говорением на языках», исцелениями, битвой с демонами и духовной войной – это схема христианской жизни, и в ней нет совершенно ничего странного. Западные толкователи, напротив, обычно переводят события Нового Завета в более знакомые категории; например, экзорцизм, согласно их выводам, сегодня следует считать формой психического заболевания. Даже евангелики и фундаменталисты Запада создают методы, призванные объяснить разрыв между текстом и их современным опытом. Скажем, классический диспенсационализм пытался различить библейское учение для Церкви и указания и наставления, обращенные к другому народу Божьему, Израилю. Акцент делался на том, что эти два народа абсолютно не связаны. И диспенсационализм запрещал смешивать послания или искажать их; он скорбел о христианах, считавших, что Нагорная проповедь была обращена к ним, когда на самом деле та предназначалась для Израиля.