был им когда-то. Однако, узнав о том, что происходит в поместье с тех пор, как он там поселился, я подумал, что такой образ жизни совершенно не вяжется с саном священника, и заглянул в церковное управление. Там мне сообщили, что действительно, был такой священник, поведение которого бросало тень на всю церковь. Владелец бара также поведал мне, что по выходным в поместье съезжаются гости – «горячие парни, сэр» – и особенно среди них выделяется завсегдатай этих собраний, некто мистер Вудли с рыжими усами. На этом наша беседа была прервана самим мистером Вудли, который, как оказалось, тоже был в баре и слышал весь наш разговор. Кто я такой? Что мне надо? Что означают все эти расспросы? Он разразился потоком отборной ругани, и надо сказать, что его эпитеты были весьма выразительны. В завершение своей оскорбительной речи он нанес мне сильнейший удар в челюсть, от которого я не успел как следует увернуться. Зато следующие несколько минут стали сплошным наслаждением. Окончательно его сломил мой прямой удар левой. Сам я, как видите, остался почти невредим, а мистера Вудли отвезли домой в коляске. Вот так закончилось мое путешествие в сельскую глушь, и должен признаться, что, несмотря на полученное удовольствие, мой визит на территорию, граничащую с Сурреем, принес так же мало пользы, как и ваш.

В четверг мы получили новое письмо от нашей клиентки.

«Полагаю, Вы не слишком удивитесь, мистер Холмс, – писала она, – узнав, что я покидаю дом мистера Каррузерса. Даже высокая плата не может заставить меня примириться с тем душевным дискомфортом, который я постоянно испытываю в моем теперешнем положении. В субботу я уезжаю в город и больше сюда не вернусь. Мистер Каррузерс получил лошадей и коляску, так что в этот раз мне не грозят никакие опасности, если они вообще не были навеяны моим воображением.

Главной причиной моего отъезда стало даже не возникшее между мною и мистером Каррузерсом чувство неловкости, а появление в доме этого кошмарного человека мистера Вудли. Он и раньше был отвратителен, но сейчас вид его просто ужасен. Должно быть, он ввязался в какую-то драку. К счастью, мне удалось избежать с ним личной встречи, я видела его только из окна. Он имел длительную беседу с мистером Каррузерсом, и тот был чрезвычайно ею взволнован. Похоже, Вудли остановился где-то по соседству, потому что сегодня утром я видела, как он рыскал у нас в саду, хотя в нашем доме он не ночевал. Если бы в окрестностях разгуливал дикий зверь, мне, наверное, и тогда не было бы так страшно. Не могу передать Вам, до какой степени я боюсь и ненавижу этого человека. У меня не укладывается в голове, как мистер Каррузерс может выносить его хотя бы секунду. Ну, как бы там ни было, в субботу всем моим переживаниям настанет конец».

– Хотелось бы надеяться на это, – мрачно заметил Холмс. – Вокруг этой маленькой женщины плетется гнусная интрига, Уотсон, и наш долг – проследить, чтобы отъезд мисс Вайолет из этого дома прошел благополучно. Я думаю, нам придется пожертвовать своим отдыхом и рано утром в субботу снова отправиться на границу с Сурреем, иначе все эти странные, так и не получившие объяснения события могут оказаться историей с грустным концом.

Должен признаться, до тех пор, пока он не произнес эти слова, я не воспринимал эту историю всерьез. Она казалась мне гротескной, забавной, но никак не опасной. Не такая уж неслыханная вещь, чтобы мужчина преследовал красивую женщину, тем более что он даже не пытался приблизиться к ней, и более того – обратился в бегство, когда она попыталась сделать это сама. Разве может такой человек представлять опасность?! Конечно, грубиян Вудли был человеком иного сорта, но он с некоторых пор оставил нашу клиентку в покое и даже во время последнего визита в дом Каррузерса не искал с ней встречи. Без сомнения, таинственным велосипедистом был один из постоянных гостей Чарлингтон-Холла, хотя кто он и что ему было нужно, так и осталось для нас загадкой. Однако сейчас, глядя в суровое лицо Холмса, я подумал, что вся эта странная череда событий не столь безобидна, как мне казалось. На следующее утро перед выходом из дома он положил в карман револьвер, и я почувствовал приближение настоящей трагедии.

Утро после дождливой ночи выдалось свежим и ярким. Поросшие вереском равнины и золотистые купы цветущего дрока особенно радовали наши глаза, уставшие от тусклой серо-коричневой лондонской гаммы. Мы бодро шагали по широкой песчаной дороге, вдыхая чистый утренний воздух, наслаждаясь пением птиц и свежим дыханием весны. На одном из возвышений дороги в районе Круксбери-Хилл мы увидели вдали угрюмое здание Чарлингтон-Холла, возвышающееся над кронами старых дубов, которые были все же моложе старого дома. Холмс указал вниз на красновато-желтую ленту дороги, пролегавшую между коричневой пустошью и молодой зеленью чащи. Вдалеке показалась черная точка – в нашу сторону двигался экипаж.

– Эх! – с досадой воскликнул Холмс. – Я ждал его не раньше, чем через полчаса. Если это наша юная леди, то она, вероятно, решила уехать более ранним поездом. Боюсь, Уотсон, она достигнет владений Чарлингтон-Холла раньше, чем мы успеем встретиться с ней.

Дорога снова пошла под уклон, и мы больше не могли видеть приближавшегося экипажа. Мы бросились бежать, но я почти сразу начал отставать – сказывался сидячий образ жизни. Однако Холмс, поддерживавший отличную спортивную форму и движимый неистощимым запасом нервной энергии, мчался вперед, не сбавляя скорости. Внезапно, когда нас разделяло уже не меньше ста ярдов, он остановился и отчаянным жестом махнул рукой. В ту же секунду из-за поворота на дорогу вылетела пустая коляска; лошадь бежала легким галопом, вожжи волочились по земле.

– Мы опоздали, Уотсон, опоздали! – горестно крикнул Холмс.

Я подбежал к нему, тяжело дыша.

– Какой же я дурак, что не догадался выехать раньше! Это похищение, Уотсон, похищение! Убийство! Бог знает что! Перегородите дорогу! Остановите лошадь! Хорошо. Быстрей в коляску. Поглядим: может быть, нам еще удастся исправить последствия моего промаха.

Мы запрыгнули в коляску; Холмс, развернув лошадь, резко хлестнул ее кнутом, и она резво побежала по дороге. Как только мы завернули за поворот, нашему взору открылось все пространство дороги между рощей и пустошью. Я схватил Холмса за руку.

– Это он! – закричал я.

Навстречу нам катил одинокий велосипедист. Он пригнулся к рулю и изо всех сил налегал на педали. Он мчался так, словно участвовал в соревнованиях. Вдруг он поднял лицо, увидел нас и, резко затормозив, спрыгнул с велосипеда.