Юлиус обернулся к бывшему подмастерью:

— Господи Иисусе, это твой первый бой?

— Все очень просто, — откликнулся Николас. — Держись на лошади и уворачивайся от ударов. А ты что здесь делаешь? Ты же стряпчий!

— То же, что и ты. Я чувствую себя в большей безопасности с Асторре, чем в лагере с обозом. Держись к нему поближе и делай все, что он скажет.

Николас засмеялся. Прежде чем Юлиус успел спросить почему, их понесло неудержимой волной за ворота, и, набирая скорость, они сперва рысью, а затем и галопом поскакали на иоле боя, с развевающимися флагами и сопровождаемые ревом труб.

Битва при Сан-Фабиано, столь неосмотрительно вызванная к жизни, длилась семь часов. К тому времени как сумерки положили конец кровопролитию, она успела заслужить имя одной из самых жестоких схваток того времени. Четыре сотни лошадей были убиты. Сколько солдат лишились жизни, определить было труднее, поскольку обе стороны забрали своих убитых. После того как граф Урбино бросил в бой все свои резервы, непосредственная угроза над лагерем была устранена. Но к этому времени войско Пиччинино уже вступило в кровавую сечу с силами Сфорца и Урбино, и никто не ждал пощады.

Сражение разделилось в разных направлениях, то угрожая лагерю Урбино, то оттесняя людей Пиччинино к склонам холма. Мертвые лошади лежали, словно огромные валуны. Другие в падении захватывали и повергали наземь всадников. Раненые и убитые были повсюду. В пылу сражения бойцы едва могли успеть опустить глаза, чтобы ни на кого не наступить. Когда солнце начало клониться к горизонту, тела павших устилали равнину, насколько хватало глаз, а спешенные всадники еще сражались, а чаще просто стояли, покачиваясь, едва не лишаясь чувств от усталости, ранений или жары.

Юлиус уцелел, и Асторре тоже. Стряпчий не напрасно столь высоко оценил воинские способности Асторре. Здесь он был в своей стихии: когда вел людей в битву, направлял их, поддерживал воинский дух и старался сохранить солдат в живых.

Увы, но сегодня в этом он не слишком преуспел. И никто не справился бы лучше на его месте. Сильнее всего пострадали ружейные стрелки, ибо они были непривычны к рукопашной. Они даже не взяли с собой ружья, бесполезные в такой сече. Наибольший ущерб с обеих сторон наносили арбалетчики. Огромный урон. Юлиус видел, как пал Абрами и Лукин, лучший повар и фуражир, какой только был у Асторре. Кузнец Манфред потерял лошадь в самом начале, но успел вовремя спешиться и вскоре поймал себе другую, оставшуюся без хозяина. Чуть погодя Юлиус заметил рядом с ним Николаса и обрадовался.

Позднее он видел и Феликса, но мальчишка тут же устремился куда-то прочь, и Асторре тщетно звал его обратно. Все это время все они тщились уследить за Феликсом и старались держаться по возможности ближе к нему. Он был сыном их хозяйки, и достаточно отважным парнем — будь он неладен! — чтобы то и дело рисковать жизнью. Почти все время, когда он не сражался, Юлиус искал глазами Феликса. Николас тоже. И даже Тоби. Больше всего его потряс вид Тоби, без шлема, который одной рукой удерживал лошадь под уздцы, а другой помогал взобраться в седло графу Федериго. Затем Юлиус вновь окунулся в сечу и потерял из вида лысую голову приятеля.

Сломанная рука к тому времени претерпела столько ударов, что он почти не чувствовал ее, а кисть в латной перчатке саднила, словно с нее заживо содрали кожу. Затем Юлиус поднял голову и, напрягая воспаленные, горящие глаза, увидел, что солнце начало клониться к горизонту, а земля потемнела под телами павших.

Немногочисленные всадники медленно перемещались по нолю боя на хромающих лошадях, преграждая дорогу врагу скорее телом, нежели воинским умением. Мелкие стычки постепенно сходили на нет, и разрозненные отряды начали собираться вместе, но больше не пытались идти в атаку. Воздух, розоватый от пыли, был пронизан стремительным плеском стрижиных крыл, но их щебета не было слышно за стонами и криками, поднимавшимися с земли.

— Всем строиться! — скомандовал Асторре. — Граф подает знак к отступлению.

Тоби по-прежнему оставался с главнокомандующим. Вот появился Манфред. Николас, обернувшийся куда-то в другую сторону, а рядом с ним — Боже правый! — Лионетто. Томас тоже здесь. Феликс? Юлиус завертел головой, краем глаза уловил какой-то блеск. На другой стороне Пиччинино также отводил своих людей, и его трубачи застыли в ожидании.

По всей равнине разбредались пешие бойцы, а иные еще продолжали сражаться, не подозревая о том, что битва подошла к концу.

Среди них оказался и Феликс, лишившийся лошади и шлема. Он не бился, но, похоже, что-то искал. Юлиус закричал. Голос Асторре, еще более громкий, заставил Феликса вскинуть голову как раз в тот миг, когда зазвучали трубы, и наконец, понял, что бой окончен. Распрямившись, он с улыбкой помахал друзьям, держа подмышкой свой шлем. Алые перья волочились следом, а голова орла таращилась в небеса.

— Беги, глупец! — закричал Юлиус.

Он кричал это Феликсу, но Николас, словно услышав его, вонзил шпоры в бока лошади и устремился вперед через все поле. Он объезжал его по дуге, чтобы закрыть Феликса от противника, выстроившегося на другой стороне. Внезапно осознав, что происходит, тот замахал руками и бросился бежать. Николас развернул лошадь, чтобы перехватить его.

Отход войск еще не вполне завершился. Трубачи Пиччинино пока не дали сигнала, хотя его войска уже почти все выстроились в шеренгу. Должно быть, запоздалый всадник, вылетевший во весь опор из рядов Урбино, привлек внимание умелого арбалетчика. Даже в угасающем свете солнца, всадник — это легкая добыча.

Юлиус, во все глаза наблюдавший за происходящим, заметил блеск оружия и завопил во все горло. Николас услышал его. Впрочем, какая разница? Стрела уже начала свой полет.

Натянув поводья, Николас успел нагнуться, чтобы подхватить Феликса в седло, когда тот внезапно вскрикнул. Рот его открылся, и вместо того, чтобы запрыгнуть на лошадь, он медленно опустился на колени. Тут же бросив поводья, Николас спешился и упал рядом на колени. Он обнял Феликса за плечи и развернул, глядя на спину. Арбалетный болт, вонзившийся между лопаток, был виден даже Юлиусу.

Стряпчий начал было понукать лошадь вперед, но затем спрыгнул на землю и побежал, успев заметить, что Тоби бежит за ним следом.

После этого единственного выстрела все оставшиеся в живых покинули иоле боя. Теперь если кто и выходил на равнину, то лишь для того, чтобы унести раненых. Трубы издали свой последний вопль. Юлиус оказался рядом с Феликсом.

Тоби уже был здесь. Он даже не дотрагивался до раненого, лишь поднял взор на Николаса, затем на Юлиуса, и чуть заметно покачал головой.

Николас о чем-то говорил с умирающим. Стряпчий слышал его шепот, когда оказался рядом, но не мог разобрать слов. Время от времени Феликс задавал какие-то вопросы, и Николас отвечал. Одной рукой он обнимал юношу за плечи, другой поддерживал голову Феликса, который щекой опирался ему на плечо. Легкий ветерок, поднявшийся на закате, слегка шевелил коротко обрезанные каштановые волосы.