Тучи перестали прятаться и скопились у горизонта, образовав гигантскую серую стену, затмившую солнечный свет. Но меня это уже не беспокоило, самое позднее завтра все зерно будет увезено на самый богатый рынок в мире, в Лондон. Я сделала все, что могла, и мне нет дела до бури.

В это время Марджори Томпсон закончила свою работу и усадила куклу на стог. Игра заключалась в том, что жнецы пытались сбить куклу своими серпами, и попавший приносил ее мне за некоторое вознаграждение. Так происходило и в этот раз, но, когда Билл Форстер сбил куклу и забрал ее со снопа, он вдруг покраснел до корней волос и перебросил ее следующему жнецу. Так по рукам она добралась до меня. Не успев подумать, я поймала ее в воздухе и с ужасом поняла, что в этот раз покровителей урожая было два: кукла представляла собой совокупляющуюся пару. И это были мы с Гарри. Тайны более не существовало. Хитрая старуха почувствовала запах греха и зловоние инцеста, исходящее от моих юбок, о чем могли только догадываться мама и Селия. И теперь всем известно, что и почему идет неправильно в доброй земле Вайдекра.

Я растерзала в клочья куклу и отбросила ее под копыта Тобермори.

— Вы отвратительны мне, — заговорила я. — Вы — подонки. Вы заслуживаете, чтобы с вами обращались как со свиньями. Что ж, теперь так и будет. Я огорожу всю общественную землю. Я сотру с лица земли Экр. Я очищу мою землю от всех вас. От ваших смрадных домов, ужасных детей и от ваших грязных мыслей. А теперь уходите. Идите и помните: когда я сегодня появлюсь на праздничный обед, первый же, кто осмелится не поклониться мне, еще до захода солнца окажется выброшенным на улицу.

Я стегнула Тобермори, и мы поскакали домой. Даже там все было страшно. Гостиная Селии казалась каким-то подводным царством из-за мрака, царившего в ней. Сама Селия выглядела испуганной.

— Что случилось, дорогая? — спросила я.

— Я даже не знаю, — ответила она. — Наверное, это из-за ужасной погоды. Я вся дрожу и вместе с тем задыхаюсь от пекла. Я ездила сегодня в Экр и очень расстроилась. Мне кажется, люди избегают меня. Сам воздух дышит угрозой. У меня предчувствие, что случится что-то ужасное.

— Ничего, Селия, это просто собирается дождь, — постаралась я успокоить ее. — И нам лучше поехать на мельницу в карете, а не в ландо. Сейчас я только приму ванну и вернусь. Я быстро.

Но быстро у меня ничего не получалось. Воздух, казалось, сгустился вокруг меня, я не могла подняться по лестнице.

— Беатрис, ты холодная как лед, — подойдя, заметил Джон. — У тебя нет лихорадки? Может быть, ты тоже боишься бури?

— Нет, я ничего не боюсь. — Я едва могла говорить. — Я все эти ужасные дни провела в поле. Я ездила туда каждый день. Пока вы сидели вдвоем в гостиной, плели вокруг меня заговоры и пили чай, за который заплачено моим трудом, я работала в поле, под палящим солнцем, пытаясь спасти Вайдекр.

— Ты знаешь, почему меня не было с тобой. — Гарри наконец оторвался от тарелки с пирожными. — Они не обращают на меня внимания, и я не мог выносить такое оскорбление.

— Оставь, Гарри. — Мои губы искривились в презрительной усмешке. — Конечно, я делала это для тебя. Как и для всех вас. Извините меня, пожалуйста. Я очень устала. Пойду выкупаюсь и вернусь нормальным человеком.

Мне в самом деле удалось смыть эту смертельную усталость и обиду. И я опять стала такой же красивой, как всегда. Когда Люси, одев меня, передала мне слова няни, что Ричард неспокоен, так как у него режутся зубки, я велела ей обратиться к доктору Мак-Эндрю.

Глаза Люси смотрели на меня с осуждением, она не могла представить себе мать, которая не идет к собственному ребенку, когда он болен и зовет ее.

Через несколько минут я спустилась вниз. Мои близкие ждали меня в гостиной. На минуту меня охватил ужас. Я чувствовала себя старухой, которая чудом задержалась на этом свете. Я пережила свои лучшие годы и любовь ко мне людей. И я с горечью подумала: «Боже мой! Что я наделала! Я хотела стать творцом своей жизни и залила ее потоками крови. Я убивала случайно и обдуманно, и ради чего, боже? Чтобы эти трое жили здесь в богатстве, покое и с чистой совестью? Чтобы я встречала их осуждающие взгляды? Что же я сделала со своей жизнью?»

— Сожалею, что заставила вас ждать. — Я постаралась овладеть собой. — Мы можем ехать.

Карета въехала во двор мельницы, и лица сотни бедняков, казавшиеся зеленоватыми в наступающем сумраке, обернулись к нам. Селия вышла первой, и ее встретил невнятный приветственный гул. Такое же бормотание приветствовало Джона. На нашу с Гарри долю досталось каменное молчание. Однако каждая женщина присела передо мной в поклоне, и каждый мужчина приподнял картуз. Гарри это потрясло, но он занял свое привычное место, произнес короткую благодарственную фразу и дал знак вносить блюда.

Миссис Грин внесла огромный поднос с ломтями ветчины, цыплятами и говядиной. Позади нее вайдекрские повара несли множество тарелок с сыром и золотыми булками, выпеченными из нашего зерна. Но ни единого возгласа удовольствия не раздалось при этом. Люди были голодные, но они почти отвыкли есть. Во время рождественского обеда они вырывали друг у друга куски, они сражались как дикие животные, сейчас все переменилось. Эти бедняки забыли вкус мяса и удовольствие от еды. Они либо не ели, либо ели очень мало.

Вместо этого они старались унести что-нибудь с собой, они запихивали огромные ломти хлеба в карманы, завязывали куски сыра и мяса в уголок передника. Но даже тогда они не хватали еду, наоборот, они помогали один другому. Более молодые помогали старикам, а те в свою очередь старались подсунуть свой кусок матерям с детьми. Одна девушка, на лице которой застыло отчаяние, была беременна, и ее соседи с мягкой заботливостью протягивали ей самое лучшее, что было на столе. Они больше ничего не выхватывали друг у друга. Голод выучил их дисциплине.

Зловещее темное небо тяжело нависло над нашими головами, но здесь, внизу у реки, не чувствовалось ни дуновения ветерка, который раскачивал верхушки сосен у усадьбы. Вдруг всех нас ослепила вспышка молнии и раздался страшный треск, будто разом рухнула сотня деревьев.

— Мне очень страшно. — Селия вздрогнула и схватила меня за руку.

— Уведите ее отсюда, — повелительно приказал Джон, и Гарри поднялся с места.

— Нам пора идти. — В наступившем мраке его голос казался сиреной погибающего корабля. — Спасибо за вашу работу и доброй вам всем ночи.

Мы уселись в карету.

— Я не могу выносить такую жизнь. — Селия едва могла говорить. — Эти люди умирают от голода. У их детей руки и ноги как тростинки. Я не могу есть в усадьбе, пока в деревне голодают.

Внезапно новая вспышка молнии осветила происходящее. Бедняки все еще сидели за столами, и на блюдах перед ними не осталось ни крошки. Ни одной маленькой крошки даже на скатерти. В углу двора одного ребенка отчаянно рвало, он в первый раз за полгода попробовал мясо. Его мать придерживала его голову, и слезы тихо струились по ее лицу. Молодые люди не флиртовали друг с другом, они сидели либо положив головы на стол, либо уставившись в пространство, ибо голод и страх перед будущим убили в них все живое.