Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— ПТИЦА ФЕНИКС, ВОССТАВШАЯ ИЗ ЗАБВЕНИЯ И ПЕПЛА!
— НЕСРАВНЕННАЯ БЕССМЕРТНАЯ СНОВА НА СЦЕНЕ!
— НЕ ПРОПУСТИТЕ САМЫЙ ЗАГАДОЧНЫЙ И САМЫЙ СКАНДАЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ!
— КТО СТОИТ ЗА ВОЗВРАЩЕНИЕМ БЕССМЕРТНОЙ НА СЦЕНУ?!
Публика заинтригованно и торопливо съезжалась к оперетте, от количества экипажей и автомобилей возникла несвойственная толчея.
Изюмов светился, раскланивался, улыбался, благодарил, поздравлял, словно это был не бенефис Бессмертной, а его собственный.
Даша приехала к театру на пролетке одна, отдала извозчику деньги и несмело зашагала по ступенькам, крепко держа в руках бархатную сумочку.
…Гаврила Емельянович постучал в грим-уборную и, получив «войдите», решительно толкнул дверь.
— Чудо!.. Диво вы наше неувядающее! Вы не можете себе представить, что творится в театре, вокруг театра, в публике! Город сошел с ума, такого ажиотажа я не знал за всю свою жизнь! — Он опустился на колени перед примой, стал часто и страстно целовать ей пальцы. — Это потрясение, сенсация, вселенская непостижимость!
Катенька перестала заниматься прической госпожи, смотрела на происходящее с улыбкой и удовольствием.
Табба, тоже улыбаясь, возразила:
— Полагаю, Гаврила Емельянович, вы преувеличиваете. Разумеется, сенсация, но никак не вселенская.
— Нет, нет, нет!.. Выйдете на сцену и сами все поймете! — Филимонов легонько коснулся плеча артистки. — Как ручка? Не помешает представлению?
— Не волнуйтесь, Гаврила Емельянович, все будет хорошо.
Тот взглянул на прислугу:
— Покиньте нас, мадемуазель, на минуту.
— Как прикажете.
Катенька ушла, директор поднялся с колен, с серьезным лицом спросил:
— Бриллиант, сударыня, надеюсь, при вас?
— Вы желаете получить его до спектакля?
— Это было бы разумно. После занавеса вас разорвут на кусочки, и я просто не доберусь до вас.
— Если вам нужно, вы, сударь, до всего доберетесь. Тем более до бриллианта.
— И все-таки я прошу вручить мне камень немедленно.
— Это звучит как требование.
— Да, мадемуазель, это требование.
— А если я его не выполню, вы отмените представление?
— Нет, не отменю… Однако, рассчитывая на вашу благоразумность, прошу хотя бы обозначить место, где он находится.
— Он находится у моей прислуги.
— У Катеньки?
— Да, у Катеньки.
— То есть я смогу обратиться к ней и получу обещанное?
— Именно так. Но вы, Гаврила Емельянович, обеспокоили меня. Складывается ощущение, будто вы готовите мне некий сюрприз, — произнесла Табба с откровенным недоумением.
— Главный сюрприз, сударыня, представление.
— А кроме того?
— Кроме того, бриллиант, который я рассчитываю получить в качестве вознаграждения.
— Считайте, что вы меня убедили, — произнесла Бессмертная и попросила: — Простите, но мне надо готовиться. Попросите войти Катеньку.
— Вас понял. Успеха! — Филимонов поклонился и покинул гримерку.
Прислуга вернулась в комнату, встревоженно посмотрела на госпожу:
— Что-то нехорошее?
— Непременно будь во время спектакля в зале. Рядом с Дашей для тебя зарезервировано место. Бриллиант пусть остается у нее, пока я не скажу.
— У меня тоже не совсем ладно на душе, госпожа.
— Думаю, это от волнения. Давай не будем думать о плохом.
Перед самым началом спектакля Катенька проскользнула в зал, увидела Дашу и, извиняясь перед сидящими за причиненное неудобство, добралась до свободного места, ободряюще улыбнулась девочке.
Заиграл оркестр, занавес пошел наверх, и зал взорвался аплодисментами. Публика кричала «браво», выкрикивала имя примы, бросала цветы на сцену.
А когда Табба вышла на сцену, присутствующие все как один встали и скандировали уже стоя.
Бессмертная переждала овацию, сделала несколько шагов по сцене и начала партию. И снова крики восторга, снова аплодисменты, снова цветы.
К театру быстро и почти бесшумно подкатили пять пролеток, из них высыпалось не менее полутора десятка полицейских, которые, подчиняясь команде старшего по званию, стали подниматься по ступенькам к главному входу.
Изюмов при их виде вначале замер, затем попытался было что-то объяснить, заметался и бросился в сторону кабинета директора.
Влетел без стука и предупреждения, сдавленно прокричал:
— Гаврила Емельянович, там полиция!.. Почему? По какому праву?
Филимонов рванул к нему, схватил за лацканы сюртука, со свистом прошептал прямо в лицо:
— Не сметь!.. Не сметь блажить и совать нос не в свои дела!.. Сидеть здесь и молчать!.. Даже не шевелиться! Ни шагу отсюда! — С силой усадил Николая на стул, погрозил пальцем. — Дернетесь — пристрелю!
Полицейские были уже внутри театра. Рассредоточились по коридорам, бежали мимо испуганных артистов, расталкивали столпившуюся обслугу — гримеров, костюмеров, занимали места за кулисами.
Князь Икрамов прибыл к оперетте в закрытой карете, самостоятельно поднялся по ступеням, вошел в вестибюль — здесь было тихо и пусто. Проследовал наверх, пересек роскошное фойе, проскользнул в зал, замер за массивной колонной.
Бессмертная была в ударе. Движения ее были изысканными, голос поражал сочностью и неограниченными «верхами» и «низами», а от ее умения держать фермату зал замирал, взрываясь затем овацией.
Артистка вышла на главную свою арию, вспомогательные артисты подхватили ее на руки, подняли вверх, и, запрокинув голову, она выдала всю мощь и красоту своего голоса.
Зал вскочил, крича и беснуясь, на сцену полетели букеты, к авансцене рвались ошалевшие поклонники. Бессмертная кланялась, улыбалась, посылала воздушные поцелуи, благодарила…
И в этот момент из-за кулис решительно вышел статный полицейский офицер, направился прямо к приме.
Ни артисты, ни оркестр, ни публика вначале ничего не поняли. Многие даже рассмеялись и кто-то засвистел, но офицер приблизился к Бессмертной, поднял руку, и когда зал затих, объявил:
— Госпожа Бессмертная!.. Постановлением господина прокурора Санкт-Петербурга вы арестованы!
Артистка отступила на шаг, прошептала:
— Что?
— Вы, мадам, арестованы. Прошу следовать за мной.
Зал, потрясенный и еще до конца ничего не осознавший, молчал.
Катенька и Даша от ужаса подались вперед, впившись ногтями в подлокотники.