– Это не инцидент, а подлое нарушение границы! Вот смотрите: у этого бордюра начинается территория Речи Посполитой. Сто раз говорил этому пьянице, чтобы рыгал на собственную территорию. Нет, ему надо наблевать напротив резиденции нашей высшей власти!

– Колупяну?

– Нет, это юрисконсульт Министерства заграничной торговли королевства Румыния. Господин президент, чаша нашего терпения переполнилась, на этот раз правительство должно предпринять самые энергичные шаги!

– Ну хорошо, какой-нибудь демарш или, скажем, нота.

– Нет, этого мало. Необходим ультиматум!

– Ну, наверное, не будем дискутировать о государственных делах на лестнице?

– Почему нет, если здесь проходит наша граница!

Премьер, гневно ворча, расправил плечи и с выправкой, отличающей старого вояку, двинулся за президентом. Они вошли в комнату. Щелкнул выключатель, и лампочка высветила каморку, заполненную рухлядью: везде валялись стопки газет, бумаги, папки. В углу на полу стояла стальная шкатулка, в которой хранилась государственная казна, а над ней висели скрещенные штандарты, гигантский орел в короне и фотографии президента, премьера и верховного главнокомандующего.

Премьер нервно потер руки, заглянул в шкафчик, дверцы которого отворились с пронзительным скрипом, но не увидел там ничего, кроме груды грязного белья, прижатой эфесом кавалерийской сабли.

– У вас ничего нет выпить? – спросил он.

– Нет.

– Ну да, – сказал премьер, осмотрелся, убрал с железной кровати большой рулон со свисающей на шнурке печатью (это был оригинал наступательно-оборонительного договора, заключенного недавно с венгерским королевством), уселся так, что застонали пружины, и вдруг спросил шепотом: – Ну как там?

– Где? – спросил президент.

Он повесил мокрое пальто на гвоздик, пододвинул кривобокий стул и осторожно присел на него.

– Ну, этот фильм. Варшава?..

– Ничего особенного.

– Но все-таки?

– Строят, конечно.

– Строят?..

Премьер потер плохо выбритую щеку, хрустнул косточками пальцев и бросил как бы нехотя:

– Ну а так, вообще? Как люди?

– Люди как люди.

– Ну а как себя ведут? А?

– Были разные праздники… Ну, народные…

– Праздники?

– Да, в Старом городе, на Маршалковской, на площади этого… этой… – Президент поперхнулся. – …этой их Конституции…

– Народные праздники?! Ну и что! Нагнали агентов, шпиков…

– Может, и так, – медленно сказал президент, – но…

– Но что?

– Половина Варшавы там была.

– Половина Варшавы?

– Да.

– Танцевали?

– Да.

– Пели?

– Гм…

– Весело пели?!

– Я же уже сказал! – нервно выкрикнул президент.

Премьер долго крутил ус, наконец глухо выдавил:

– Что за быдло!

Долгое время стояла тишина, потом премьер осмотрелся, выпрямился и сказал бодрым голосом:

– Вернемся к нашим делам. Если и на этот раз святотатственное покушение на нашу суверенность, это пятно на нашей чести не будет смыто соответствующими действиями, диктуемыми высшими интересами государства, я буду вынужден, господин президент, вместе со всем кабинетом, подать в отставку!

– Третий кабинет на этой неделе?.. – сказал президент с горечью. – Ну да, так легче всего, конечно. Кабинет подает в отставку, завтра надо платить за квартиру – как она на нас уже смотрит, эта госпожа Бримбл! – а откуда? Казна пуста, на представительские расходы осталось девять пенсов, вчера еще было полтора шиллинга, но ваш любимчик, министр чрезвычайной почты и телеграфа, все забрал и все до гроша профукал в тире луна-парка. Я еще понял бы, если бы это военный министр или кто-нибудь из Генерального штаба… Конечно, мы не можем пока устраивать маневры, но почтмейстер?!

– Позволю себе заметить, что с помощью этого «почтмейстера», как вы его называете, мы получили полтонны угля на зиму, – холодно возразил премьер. – И какое это имеет отношение к конфликту с Румынией? Прошу четко ответить: господин президент возражает?.. В таком случае, как я уже имел честь заявить, кабинет подает в отставку.

– Ах так! – вскипел президент, срываясь. – Конечно! Завтра вы уже будете тем или иным министром нового кабинета и не захотите иметь никакой ответственности за деятельность предыдущего, но я, я, я! – кричал он все громче. – Что я должен делать? Мой срок полномочий заканчивается лишь через три года, и до того времени я должен терпеть склоки, раздоры, отсутствие ответственности за судьбы измученной отчизны! Отвечая перед Богом и историей за судьбу польской державы, заявляю вам, что… что…

Его пылающий взор блуждал по стенам, словно в поисках поддержки. С неожиданным вдохновением президент закончил:

– …что можете меня, господин премьер, вместе со своим кабинетом, поцеловать вот сюда!

Премьер даже не дрогнул.

– Вы думаете, – тихо ответил он, – что никто не знает о том, как вы неделю назад вытащили в «Ритц» на ужин предыдущего президента, чтобы он выдвинул вашу кандидатуру на новый срок? А кто летал за дочерью…

– Замолчите!!!

– Конечно, я могу замолчать. Только должен предупредить, что если я подам в отставку, то половина членов моего Комитета уже не вернется назад. У нас есть возможность занять более выгодные места. Существенно более выгодные! Я закончил.

– Знаю. Слышал. На здоровье. Отказываетесь от высоких государственных должностей для того, чтобы один стал помощником кондитера, другой – гонцом на посылках.

– И никаким не гонцом, – огрызнулся премьер, – а чиновником, ведущим корреспонденцию.

– Действительно! Да я все знаю. Будете надписывать конверты, наклеивать на них марки и относить на почту.

– Прощайте. Советую вам как следует подумать о последствиях ваших несдержанных речей, – холодно произнес премьер, вставая. – Решение президента Речи Посполитой – это не пустяки. Если с настоящей минуты, то есть с… – Он поднес руку к глазам, но не нашел на ней часов, они были в ломбарде. – Если с этой минуты, – продолжил он после досадной заминки, – в течение двадцати четырех часов вам нечего будет мне сказать и если вы по-прежнему будете настаивать на своем шутовском вето, кабинет бесповоротно подаст в отставку, а новый вам не удастся собрать. Вы останетесь один, и что вы будете делать? Разве… разве что вы объявите себя абсолютным владыкой, но, интересно, кем тогда вы будете править?

И он вышел.

Президент, который вскочил на ноги при последних словах премьера, несколько раз прошелся по комнате, отыскал в кармане помятую сигарету и, нервно затягиваясь дымом, подошел к столу. Стал разрывать конверты. Это были счета за электричество, от портного, какой-то штраф за нарушение общественного порядка («Снова этот несносный Пшеджий!» – подумал он со злостью), грубое письмо дантиста, который грозил судом, если не получит оплату за вставную челюсть для вице-министра здравоохранения, проспекты, рекламы… Отложив решение этих дел на следующий день, президент начал раздеваться. Повесил на кресло потертый пиджак, сложил брюки и положил их под матрас, чтобы они разгладились, глубоко вздохнул, натянул теплые кальсоны и забрался в кровать. Он заснул немедленно, едва коснулся подушки измученной головой. И снился ему сон.