— Господин ваш отец приехал в замок, миледи! Сейчас он в светлице. Малыш Эндрю играет с вашей матушкой. Можно, я войду, помогу вам одеться?

Пока она говорила, они уже встали, а Стафф успел натянуть штаны и почти заправить в них рубашку. Мария бросилась надевать свою рубашку и расчесывать волосы.

— Входи, Нэнси, входи быстрее!

Нэнси одела ее и готова была уложить волосы в прическу, если бы Стафф не стоял рядом, уже полностью готовый, а сердце Марии не так сильно билось — ей не терпелось увидеть отца. Наконец-то он был здесь, он вернулся домой в Гевер, время слишком раннее — значит, не мог присутствовать при казни Анны. Он не сумел спасти свой мирок, зато вернулся домой — к ним в Гевер.

Нэнси беспомощно махнула рукой, оставив длинные волосы своей хозяйки распущенными, только быстро провела по ним гребнем. Мария, опираясь на руку Стаффа, спустилась по лестнице. Все ее тело охватила дрожь, совладать с которой не удавалось. Ей страшно было услышать привезенную им новость, а еще страшнее — то, что она может и на сей раз не увидеть в его глазах понимания. А у подножия лестницы наткнулась на холодный жесткий взгляд короля с портрета.

— Не бойся, любовь моя, — подбодрил ее Стафф и распахнул дверь.

Отец неровными шагами расхаживал перед незажженным камином, а матушка бессильно откинулась на спинку кресла. В ярких лучах утреннего солнца комната выглядела неуместно веселой, а цветные стекла окон разрисовывали ковер и стены красными и синими узорами.

Томас Болейн остановился на месте, заметив прищуренными глазами Марию со Стаффом. Марии показалось, что внешне он как-то весь съежился, а взгляд шел из каких-то самых темных глубин его существа.

— А ты не плачешь, Мария. Как часто я видел твои слезы, но по Анне ты не плачешь?

— Я плакала и молилась за милых сестру и брата в те долгие месяцы, когда вы этого не видели, отец, потому что вас не было здесь. А теперь все слезы, какие остались, — у меня в душе.

Отец уставился на нее тяжелым взглядом и начал загодя заготовленную речь.

— К этой минуте королева уже умерла — убита королем, как и ее брат вчера. Мне сказали, что Джордж принял смерть мужественно, и я не сомневаюсь, что королева тоже не дрогнула. Я не в силах был оставаться, чтобы услышать об этом самому. На суде Анна держалась великолепно. Как бы там ни было, они оба передавали свой привет тебе, Мария, а Анна также и супругу твоему. У меня где-то была записка к тебе от Анны, но при поспешном отъезде я, кажется, положил ее не туда. Должно быть, она найдется где-то в моих вещах, когда их доставят сюда. Анна велела передать, чтобы ты рассказала о ее любви — и всю правду о ее несправедливой смерти — принцессе Елизавете, когда та вырастет и сможет это правильно понять. Анна хотела, чтобы об этом побеспокоились и ты, и малышка Кэтрин.

Мария отошла от Стаффа, который стоял за креслом матери, положив руки ей на плечи, и на два шага приблизилась к отцу.

— Я исполню это как свой святой долг, отец. Анна, кроме того, передала Генри Кэри под мою опеку, хотя и оставила дополнительные средства на его образование.

— Да, об этом она мне говорила. — Больше отец ничего не сказал, но продолжал как-то странно смотреть на нее, словно на незнакомку.

— А вы, отец? — Мария осторожно протянула руку и положила пальцы на его стиснутую в кулак руку.

— Я, Мария? — Он отстранился и стал снова расхаживать по комнате. — Я потерпел поражение, полное поражение.

— Но мы с матушкой любим вас, как и прежде, отец, — решилась сказать Мария дрогнувшим голосом. — И у вас есть Гевер.

— Гевер? Любовь? Я же говорил о наших стремлениях! На освободившуюся должность лорда-хранителя печати, которую прежде занимал я, теперь назначили это злобное пресмыкающееся, Кромвеля. Предатели, кругом одни предатели! Норфолк был ее судьей, а эта сука скулящая, Джейн Рочфорд — их главным обвинителем. Неудивительно, что Джордж так и не смог полюбить ее или иметь от нее ребенка! А с какой радостью твой дорогой кузен Фрэнсис Брайан помчался к Джейн Сеймур, чтобы сообщить ей о смертном приговоре королеве! Чтобы черт забрал их всех! Крысы всегда бегут с тонущего корабля, каким бы великим или ценным ни был этот корабль. Бегут, если даже его можно было еще спасти.

— Господин мой сообщил мне, что нам не выдадут их тела для погребения, — скрипучим голосом сказала вдруг Элизабет Болейн, глядя на Марию невидящими глазами. — Страже было велено зарыть их под полом маленькой церквушки внутри Тауэра, где молятся тюремщики. Слава Богу, освященная церковь, хотя это отнюдь не место для одного из Говардов и для королевы. Как, вы сказали, называется эта церковь, милорд?

— Святого Петра в оковах[148], Элизабет.

— Да-да. По крайней мере, название подобающее. Я молюсь, чтобы головы погребли вместе с телами, дабы в день Страшного Суда они воскресли невиновными в очах Господа Бога.

— Быть может, и не совсем невиновными, дорогая моя, но уж не повинными в тех ужасных преступлениях, которыми королю вздумалось заклеймить их. Кингстон обещал мне позаботиться о том, что волнует вас, мадам.

— Спасибо, Томас. Для меня это немаловажно. А Елизавете не будет вреда от короля?

— Не будет, я ведь уже говорил тебе. Елизавету объявили теперь незаконной дочерью, но она дочь короля, и он это хорошо знает. Достаточно взглянуть на нее — вылитый Тюдор.

— Но кожа у нее материнская, как и глаза, и нежные тонкие руки, отец, — вставила слово Мария, и отец вновь обратил на нее внимание. Томас Болейн не желал садиться, вместо этого он тяжело облокотился на резную каминную полочку и поставил одну ногу (сапоги он так и не снял) на железную подставку для дров.

— Мальчик с песочными волосами, который играет у ворот, — твой новый сын, — неожиданно сказал он.

— Не такой уж новый, отец. Осенью ему исполнится три года.

— А он, похоже, станет настоящим Говардом.

— Он Стаффорд, отец. Не Болейн, не Говард — Стаффорд.

Отец склонил голову набок и посмотрел на Марию поверх рук, сложенных крест-накрест на каминной полке. Потом повернул голову чуть дальше и взглянул на ее мужа.

— Моя жена за последние годы не раз говорила мне, поверь, Стаффорд, о той доброте и верности, которые ты проявлял к ней, и о той заботе, которой ты ее окружил в последние месяцы. Прими за это мою благодарность.

— Я ни в малейшей степени не стремлюсь заслужить вашу благодарность, милорд. Все, что я делал, проистекает из моей любви к жене и ее матери.