Поверх головы стоявшей между ними Марии они смерили друг друга взглядами.

— Я весьма сожалею, Стаффорд, что теперь, когда Джорджа нет, Гевер после нашей смерти отойдет к короне. В более благоприятное время он достался бы Марии как единственной оставшейся наследнице дяди Джеймса. Не могу взять в толк, почему Его королевское величество оставил Гевер в моем владении до конца жизни. Иногда мне кажется, что он пошел на это ради Марии. Ты понимаешь меня, Стаффорд? Гевер отойдет к короне.

— Это Мария очень дорожит Гевером, но не я, милорд. Мне всегда будет хватать Уивенго.

— Понятно. А согласишься ли ты оказать мне одну услугу — лично мне?

— Соглашусь, милорд, — ради любви, которую питаю к вашей дочери, горячо любящей вас всех.

Томас Болейн первым отвел взгляд, посмотрев в сторону двери.

— Мария часто делала глупости — впрочем, как и ты, Стаффорд. Не мешай, Элизабет, я скажу то, что хочу. Ты ведь имел возможность получить от короля немалое состояние и земли.

— Я не хотел от него ничего, кроме свободы, лорд Болейн, как хотим мы с Марией быть свободными от вас.

— Что ж, может, ты и прав, что не верил ему. Никому нельзя верить. Кромвель оказал Анне последнюю услугу, когда привез к ней Марию, а потом обрушился на всех нас. Я попрошу тебя об одном одолжении, прежде чем вы отправитесь в Уивенго.

— Милорд, они вольны оставаться в моем доме столько, сколько сами пожелают, — заявила Элизабет Болейн, поднимаясь из кресла.

— Их дом в Уивенго, жена. Они предпочитают жить там. Он сам так сказал.

— В таком случае мы уедем сегодня же, но можем иногда навещать леди Элизабет. Насколько я понимаю, вы готовы с радостью принимать здесь своих внуков, когда они пожелают навестить бабушку. Если же это вам не по нраву, то мы станем приглашать ее в Уивенго на лето или в любое другое время, когда ей будет угодно.

— О, конечно. Это пожалуйста. — Лорд Болейн указал на двери светлицы, и Мария испугалась, что он тотчас выставит их из своего дома. Простертая рука отца дрожала. — Я просил бы вас, лорд Стаффорд, снять портрет короля со стены в моей передней и закопать где-нибудь в саду, не сообщая мне, где именно. Закопайте и изрежьте его на куски, если захотите, ради нас обоих, ради нас всех! Мне бы хотелось собственным кулаком протыкать его снова и снова, да только, черт меня побери, сил у меня уже не осталось!

Элизабет Болейн подошла к нему, обняла своими тонкими руками, словно ограждая от всего мира, пока его тело сотрясали глухие рыдания без слез. Стафф направился к двери, потом вернулся и потянул Марию за собой. Тихонько он притворил за ними дверь светлицы.

— Я такими никогда еще их не видела, Стафф. Матушка утешает его, — прошептала Мария, когда они оказались в холле под огромным портретом.

— Может быть, они начнут все заново, попытаются наверстать потраченные годы, Мария. — Он повернулся, потянул портрет на себя, заглянул за раму. — Грязь, пыль и дохлые тараканы, — подвел Стафф итог. Он ухватился за тяжелую раму и высоко поднял картину, снимая с державших ее крюков. — Ты знаешь, мне кажется, — тихо сказал он жене, — что он смягчился бы, если бы мы стали умолять о позволении остаться и жить в Гевере. — Стафф обернулся к ней с тревожным ожиданием на лице.

— Ему следует знать, что мы на это никогда не пойдем, любовь моя. Наш дом в Уивенго.

Счастливая улыбка озарила утомленное лицо Стаффа, а его взгляд ласкал Марию.

— Тогда покончим с этой последней задачей, заберем Нэнси, Стивена и малыша да и отправимся восвояси, жена.

Они забрались далеко за пределы регулярного парка, за клумбы, покрытые тугими бутончиками роз, к ивам, росшим у пруда.

— Ты могла бы прислать ко мне садовника с заступом? — попросил он Марию, наклоняясь над картиной и вытаскивая из ножен кинжал. Она посмотрела под ноги, на покрытый масляными красками холст, на лицо, которое так хорошо знала когда-то. Ветви ив отбрасывали тени на суровые черты волевого лица. Казалось, прищуренные глаза бегали, а огромные руки скрывались в тени.

— Когда Анна была еще маленькой, она всегда пугалась этого портрета, — высказала Мария свои мысли. — Однажды она сказала, что руки у него чересчур большие, а глаза похожи на отцовы. — Она отвернулась и поспешила на поиски Майкла, садовника, который жил в Гевере всю жизнь. У Майкла посветлело лицо, когда он увидел ее, и по ее слову он сразу поторопился к Стаффу с заступом в руках. Мария присела на скамью у солнечных часов, вокруг которых вскоре пробьются молодые побеги мяты и укропа, и смотрела, как сперва Майкл, а потом Стафф копают землю. Мария вспомнила: здесь она сидела как раз перед тем, как начались родовые схватки; она тогда родила Гарри, а Майкл оказался рядом и донес ее до замка. И тут на нее снова нахлынуло болезненное осознание произошедшего. Тогда Анна как раз покинула ее, оставила в одиночестве, потому что Мария не чувствовала в себе сил рассказывать ей о том, что делается при дворе. Слезы, вызванные этими воспоминаниями, застлали ей глаза — ведь Анна уже никогда не будет порхать, смеясь, по садам Гевера.

Она не пыталась подойти ближе, пока двое мужчин по очереди копали под ивой глубокую яму, чтобы похоронить там портрет короля; мыслями Мария была далеко отсюда. Интересно, удалось ли в итоге Мэг Ропер похоронить голову своего отца? А Стафф всегда так запросто держал себя со слугами, что ее это удивляло. Да ведь того же Стивена можно было считать его лучшим другом!

А потом, когда она смотрела, как они поднимают громадную раму и опускают в могилу, забрасывают ее землей, Марии пришло в голову, что вместе с тем хоронят, возможно, и все ее страшное прошлое. Ей показалось, несмотря на всю скорбь об Анне и Джордже, что прошлое вместе с ними свалилось с ее плеч и покинуло ее мысли, в которых оно жило так долго и неотвязно.

— Подожди, Стафф! — воскликнула она и опрометью бросилась к ним. — Погоди, господин мой, не засыпай могилу до конца. Я хочу кое-что прибавить от себя.

Она пустилась бегом через парк в замок, пробежала мимо все еще закрытой двери в светлицу. Взбежала по ступеням лестницы, с которой некогда спустилась, чтобы предстать перед королем, и встретила тогда взгляд темных глаз Стаффа, ожидавшего ее. У себя в комнате она отложила в сторону нитки жемчугов, полученные от милой Анны, порылась под гранатовым ожерельем, которое много лет назад подарил ей в Уайтхолле Стафф. Вот, нашла! Мария не осмеливалась смотреть на эту вещицу два года, со дня смерти любимой подруги, от которой этот сувенир был получен. Выглядела фигурка точно так же, как в ту минуту, когда «роза Тюдоров» протянула ее Марии через шахматную доску, за которой они играли.

Стафф с Майклом дожидались ее возвращения, и Майкл не мог скрыть изумления, когда Мария показала Стаффу на раскрытой ладони бело-зеленую позолоченную пешку.

— Экая маленькая штуковина, — заметил Майкл.

— Да нет, Майкл, это очень-очень большая штука, — сказал озадаченному Майклу Стафф, а Мария погрузила пешку в свежевскопанную землю, и Стафф засыпал ее.