Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такси остановилось у подъезда, и Вера вошла в больницу. В маленьком вестибюле было тепло. Называя регистратору свое имя, она с удивлением заметила, что за ней следит полицейский. Он улыбнулся ей и вызвал лифт.
У выхода из лифта на втором этаже стоял еще один полицейский, и у дверей палаты Осборна дежурил инспектор в гражданской одежде. Он поздоровался с Верой, назвав ее по имени.
– Ему что, угрожает опасность? – спросила Вера, обеспокоенная таким чрезмерным вниманием полиции.
– Это только мера предосторожности.
– Понимаю. – Вера повернулась к палате.
В этой палате лежал человек, которого она едва знала, но любила так, словно они прожили вместе столетия. То короткое время, что они провели вместе, было не сравнимо ни с чем. Он был дорог ей, как никто другой. Когда они впервые увидели друг друга, им сразу же показалось, что они никогда не расстанутся. И тогда, в горах, это чувство вернулось.
Вдруг Вера испугалась: уж не придумала ли она все это? А что, если там, за дверью, не тот Пол Осборн, которого она знает и любит, а чужой человек?..
– Почему вы не заходите? – улыбнулся инспектор и распахнул дверь.
Осборн лежал в кровати; его левая нога была на вытяжении. На нем была футболка с надписью «Лос-Анджелес Кингз» и ярко-красные спортивные трусы. Когда Вера увидела его, все страхи исчезли, и она рассмеялась.
– Что тут, спрашивается, смешного? – возмутился Осборн.
– Не знаю… – Вера давилась смехом. – Не знаю, просто…
Инспектор закрыл дверь снаружи; Вера подошла к кровати, и Осборн обнял ее. И все, что произошло с ними – на Юнгфрау, в Париже, в Лондоне, в Женеве, – нахлынуло вновь.
За окном шел дождь, в Берлине было пасмурно и хмуро. Но для Осборна и Веры это не имело никакого значения.
Лос-Анджелес
Пол Осборн сидел в поросшем травой внутреннем дворике своего дома в Пасифик-Палисейдс и смотрел на изогнувшуюся подковой цепочку огней бухты Санта-Моника. Было десять часов вечера, двадцать пять градусов тепла, а до Рождества оставалась неделя.
То, что случилось на Юнгфрау, казалось сложным, запутанным и необъяснимым. Более всего Осборна волновали самые последние мгновения: он не только не знал точно, что тогда произошло, но и сомневался в том, произошло ли что-либо вообще.
Как врач он понимал, что перенес тяжелую физическую и психическую травму. Она прошла через всю его жизнь начиная с раннего детства и кончая самыми бурными днями в Германии и Швейцарии. Но только на Юнгфрау грань между реальностью и галлюцинацией полностью стерлась. Ночь, снег, страх, усталость; кошмар снежной лавины; уверенность в неминуемой смерти от рук фон Хольдена; невыносимая боль в сломанной ноге… Что из этого было на самом деле, а что – плод воображения? И стоит ли думать об этом теперь, когда он дома и уже выздоравливает?
Осборн сделал глоток чая со льдом и снова взглянул на бухту. В Париже семь утра. Через час Вера сядет в поезд и поедет в Кале встречать свою бабушку. Затем они отправятся в Дувр, а оттуда по железной дороге – в Лондон; следующим утром, в одиннадцать, вылетят из аэропорта Хитроу в Лос-Анджелес. Вера была в Соединенных Штатах только один раз с Франсуа Кристианом. Ее бабушка не была в Америке никогда. Осборн не представлял себе, как воспримет старая француженка Рождество в Лос-Анджелесе – блеск елочных украшений под палящим солнцем, – но не сомневался, что она не скроет своих чувств, особенно по отношению к нему.
Его очень волновал приезд Веры. Если она решит остаться и работать врачом в Штатах, ей придется сдать определенный экзамен, принятый здесь для иностранных врачей. Кое-что ей надо будет повторить, остальное она постигнет в скучной интернатуре. Едва ли Вере предстоят особые трудности – ведь во Франции она уже работала врачом. Проблема в том, что он просил Веру стать его женой, переехать в Калифорнию и жить вместе с ним – долго и счастливо.
Когда он сказал ей это в больничной палате, Вера улыбнулась и ответила:
– Подумаю.
О чем? – допытывался Осборн. О том, хочет ли она стать его женой? Жить в Калифорнии? Но он ничего не добился, кроме того же самого «подумаю». Вера поцеловала его на прощание и уехала в Париж.
В конверте, который передал для него Маквей, оказался паспорт Осборна, возвращенный первой полицейской префектурой Парижа. К паспорту прилагалась записка на французском. Парижские детективы Баррас и Мэтро желали месье Осборну удачи и выражали искреннюю надежду, что он никогда не появится во Франции. Потом его выписали из больницы – спустя неделю после событий на Юнгфрау и через два дня после отъезда Веры.
Реммер, приехав из Бад-Годесберга, отвез его в аэропорт и по пути рассказал о последних событиях. Нобла самолетом переправили в Лондон, где поместили в противоожоговый реабилитационный центр. Он сможет вернуться к нормальной жизни через несколько месяцев после множества операций по пересадке кожи. Реммер несмотря на сломанную руку продолжал работать – расследовал события, приведшие к пожару в Шарлоттенбурге и к перестрелке в отеле «Борггреве». Джоанну Марш, лечащего врача Либаргера, нашли в одном из берлинских отелей. После тщательного допроса ее отпустили, и Маквей проводил ее в Соединенные Штаты. Дальнейшего Реммер не знал, но полагал, что Джоанна вернулась домой.
– Реммер, – Осборн осторожно подбирал слова, вспоминая ночь на Юнгфрау, – вы не знаете, откуда она вызвала швейцарскую полицию? С какой станции? Юнгфрауйоха или Кляйне-Шайдегг?
Реммер посмотрел на него.
– Вы имеете в виду Веру Моннере?
– Да.
– Полицию вызвала не она.
– То есть?! – ошеломленно спросил Осборн.
– Это сделала другая дама. Американская туристка. Конни… фамилии не помню.
– Конни?
– Да.
– Вера знала, что я был там, наверху. Это она сказала полиции, где искать меня?
– Вас нашли собаки, – приподнял бровь Реммер. – С чего вы взяли, что это мисс Моннере?
– Но когда меня привезли в Юнгфрауйох, она тоже была там… – неуверенно произнес Осборн.
– Там были и другие люди.
Значит, собаки, подумал Осборн. Что ж. Пусть так. Пусть образ Веры, стоящей на тропе с окровавленной сосулькой в руках, останется иллюзией. Галлюцинацией. Бредом. И ничем иным.
– На самом деле, – сказал Реммер, – вас волнует, виновна ли Вера Моннере. Вы хотите верить, что нет, но наверняка не знаете.
– Знаю.
– Вы правы. В квартире одного из агентов Организации, который работал надзирателем в тюрьме и выпустил Веру под ответственность фон Хольдена, мы нашли фальшивое удостоверение инспектора полиции на его имя. Она поверила, что фон Хольден везет ее к вам. Он знал так много, что заподозрить его до последней минуты было невозможно.