— Ох, и устала я, Журка…

— А почему? Что случилось? — Он быстро повернулся к ней вместе с табуреткой.

— Да ничего особенного. Просто сессия на носу, зачеты пошли, а я в этом семестре закрутилась с хозяйством, лекций напропускала. Теперь столько учить приходится, просвета не видно… Ох, уйду я, Журка, на заочное.

— Куда? — испугался он.

— На заочное отделение. Чтобы работать в школе, а в институте только экзамены сдавать и контрольные работы.

— Но тогда еще труднее будет, — рассудительно заметил Журка.

— Труднее… и легче. Я, Журка, по школе скучаю. Ты рассказываешь про все ваши дела в классе, а я так бы и побежала туда. Понимаешь, я как будто в чем-то виновата…

— В чем? — удивился Журка.

— Трудно объяснить… Наверно, у меня такой нелепый характер. Все кажется, будто я ребят бросила.

— Кого? Нас? Но ведь все равно же…

— Да нет, вообще ребят… Ну, вот будто война идет, а я в тылу сижу. Вроде бы делом занята, да не самым главным… Хотя это, конечно, очень громкое сравнение…

— Ведь не война же… — осторожно возразил Журка.

Лидия Сергеевна сказала негромко:

— Война, Журка… За таких вот, как этот Валерик, про которого ты рассказывал… Я, знаешь, о чем подумала? Был бы он в моем классе, я бы его никакой беде не отдала.

"А ведь точно!" — понял Журка. И тревога за Валерку опять кольнула его. Журка сказал:

— Тогда идите на это… на, заочное…

— Ох, Журавлик… Думаешь, так просто? Знаешь, сколько забот прибавится! И работа, и сессии, и… вон эта личность беспризорником растет… Я на курсе заикнулась было про заочное отделение, а все подруги в один голос: "Ты с ума сошла! Учись, пока есть возможность, успеешь еще ярмо на шею надеть! Муж зарабатывает, чего тебе…" В общем, кажется, убедили. Почти…

— Если "почти", значит, не убедили, — заметил Журка. — Лидия Сергеевна, вы их не слушайте.

— Но если разобраться, они же правильно рассуждают.

— Ага! — откликнулся Журка. — "Правильно"… Лидия Сергеевна, у меня дедушкино письмо есть, последнее. Он там знаете что написал? "Если тебе все-все, со всех сторон, будут говорить правильные слова, а ты хоть самую капельку будешь знать, что надо делать по-своему, так и делай…"

— Да… Но, Журка, посуди сам. Тогда могут сказать: "Значит, мы все глупые, а ты один умный? Разве ты не можешь ошибаться?"

Журка подумал.

— Можно проверить, — сказал он. — Можно тысячу раз себя спросить: "Ты не ошибся? Ты не ошибся?" И если уж видишь, что нет, тогда все…

— Да… а если все же ошибся, только сам этого не понял? Людям-то ведь тоже надо верить…

— Ну… — растерянно сказал Журка. Не привык он вести такие споры и не мог найти нужных слов. И на помощь пришел Валерий Михайлович. Он появился в дверях и весело вмешался в разговор:

— А себе, между прочим, тоже надо верить… Вспомни-ка, дорогая Лидия Сергеевна, позапрошлый год. Как тебя завуч, директорша, вожатая и родительский комитет убеждали, что в пионеры надо принимать сперва лучших, а ты уперлась: "Они у меня все лучшие!"

— Точно! — обрадовался Журка. — Вам тогда говорили, что вы педагогику не знаете. Мы про эти разговоры тоже слышали!

Лидия Сергеевна рассмеялась:

— Сдаюсь… Эх, вы, рыцари, двое на одну слабую, замученную женщину!.. Ну-ка брысь все из кухни, я буду мыть посуду.

В комнате Валерий Михайлович дал Журке пачку теплых от глянцевателя фотографий. Журка сел на корточки и разложил их на полу. Сопящий от любопытства Максим пристроился, конечно, рядом.

…И словно опять зашумела, заиграла вокруг Журки сказка о Золушке. И зазвенел испуганный голос Иринки:

— Что же мне теперь делать?

— А что? — удивился принц.

— Куда я в таких лохмотьях…

— Подумаешь! Пошли танцевать "Рыжую лошадь"!

— Меня засмеют…

— Пусть только попробуют! Я же рядом с тобой. Я за тебя всегда буду заступаться… если хочешь…

— Я… хочу… Ой, смотрите, ребята, а башмачки не рассыпались, остались…

Журка стал медленно раскладывать фотографии. "Эти — для ребят, эти — мне, эти — Иринке пошлю. Эти — Горьке…"

Только обрадуется ли Горька? Увидит себя в костюме шута и опять что-нибудь скажет.

И беспокойство снова вернулось к Журке. Как все-таки непросто устроена жизнь…

Как-то получилось, что от Лидии Сергеевны Журка снова попал в школу. На странную молчаливую репетицию, где все двигались, но ничего не говорили. Как в балете без музыки. Золушка была непонятно кто — Лида, или Иринка, или совсем незнакомая девочка. Журка старался подойти к ней поближе, но все время оказывалась на пути Эмма Львовна, которая играла лесную ведьму…

Потом все исчезли, и Журка понял, что уже очень поздно, давно пора домой, мама беспокоится. К тому же в опустевшей темной школе стало тихо и страшновато. А если честно сказать — совсем жутко.

Задохнувшись от этого непонятного страха, Журка промчался по коридорам и выскочил на улицу. Сердце стреляло короткими очередями…

Вечер был светлый. Тихий и мягкий. Журка торопливо пошел к дому. Прохожие удивленно оглядывались на него. И Журка вдруг понял, что идет по городу в костюме принца. Забыл переодеться.

Вернуться? В пустую школу, в ее жуткую тишину? Журка боязливо оглянулся. Но школы уже не было видно, а была вокруг многолюдная улица — наполовину знакомая, а наполовину странная, будто сказочная. Журка быстро пошел мимо освещенных окон, и люди провожали его молчаливыми взглядами. Даже манекены из витрин удивленно следили за ним.

Мучаясь от этих неотрывных взглядов, от неловкости за свой театральный костюм, Журка свернул в переулок и понял, что оказался недалеко от парка.

"Вот и хорошо, — подумал он, — сейчас пробегу через кусты, потом через мост, а там рядом дом".

До ворот было далеко, и Журка подошел к решетчатой изгороди, чтобы найти лазейку. И увидел, что это не парковая решетка. Изгородь была сделана из дырчатых железных полос. Как там… где он спас Федота…

Страх опять накрыл Журку, и стало ясно, что не надо пробираться туда, за решетку. И совсем там не парк… Но лазейка открылась сама собой, и Журка полез в нее — сквозь страх, сквозь густую колючую траву и кусты. Не хотел, а лез…

Потом он выбрался на пригорок и оглянулся. Нет, кругом был все-таки парк. Только очень пустой и тихий. Смутно темнели замершие лодки качелей, подымалось над черными деревьями страшно громадное колесо обозрения.

Было темно и по-прежнему жутко. "Хоть бы огонек какой…" — подумал Журка.

И тогда среди спиц колеса разгорелось большое светлое пятно, превратилось в ясный круг. Это была, кажется, луна, только очень яркая. Почти как солнце, но с голубоватым светом. И Журка понял, что теперь совсем не страшно. И что не стоило прятаться, потому что на нем был не костюм принца, а простая школьная форма. А от придворной одежды у него только шпага.