Я не пил и не закусывал, но ходил, словно пьяный. Я хотел наведаться к Феде Голенищеву, чтобы выяснить подробности происходящего, но оказалось, что в помещения Шатрового Дворца, где расположились сидельцы и лидеры России теперь свободный вход закрыт. Бог знает зачем им понадобилась эта странная мера. Повсюду у дверей уже дежурила внутренняя охрана из числа «гвардейцев свободы» вкупе с «народными милиционерами». Охранники не вступали ни в какие разговоры и не желали выслушивать никаких резонов. Их все таки вооружили автоматами! Все входы в Главный зал Шатрового Дворца, а также на некоторые его этажи, были блокированы.

От нечего делать я отправился на бульвар. В открытых кафе уже было множество пьяных. На стойках выставлены телевизоры. Сплошные программы новостей. Снова масса противоречивых нелепостей. В частности, из Кремля, а точнее, из пресс службы старого правительства, якобы, поступило экстренное сообщение о том, что в соответствии с чрезвычайным правительственным указом в Москве начались специальные мероприятия по нейтрализации всех органов пресловутой России, которая является причиной нынешнего кризиса. Более того, сообщалось, что большинство лидеров России уже арестовано и вскоре предстанут перед судом. Судьба же Феди Голенищева, дескать, остается пока что неизвестной. И уж совсем вопиющими и ни с чем не сообразными были сообщения о том, что эффективные действия органов национальной безопасности стали возможны благодаря взвешенной и твердой позиции генералиссимуса Севы Нестерова. Армия, мол, снова выступила гарантом стабильности и закона. В общем, с Россией покончено. Она сокращена.

Хорошее дело! Нас, стало быть, сократили, а мы того и не заметили.

Я бросил программу новостей и снова побежал к Шатровому Дворцу. Здесь не было никаких признаков беспорядков. Время от времени на верхних этажах открывалось окно и из него выбрасывали кипу листовок. Я подобрал одну и прочел, что на завтрашний день намечены торжественные мероприятия по случаю официального вступления в должность нашего всенародного избранника Феди Голенищева… Значит, все — таки не сокращены?.. В конце концов я плюнул на все новости и отправился спать в помещение нашей бывшей идеологической группы. Здесь, слава Богу, по прежнему не было не души. Сюда еще никто не успел добраться. Впрочем, здесь и поживиться то было особенно нечем… Идеи, которые никому не нужны…

Тишина длилась до полуночи. Я спал и не спал. Я лежал с открытыми глазами и смотрел в черное, едва фосфоресцирующее небо. Как обычно для подсветки зданий в ночное время в Москве работали тысячи мощнейших прожекторов, которые источали лавину ослепительного света, но бездонное черное небо без труда поглощало это сияние, и слегка фосфорический блеск, появлявшийся из за слабых преломлений и отражений в восходящих слоях атмосферы, лишь подчеркивал бесконечную перспективу и сверхобъем черной небесной пропасти. Абсолютная пустота казалась тяжелее и плотнее любых сгущений материи. Недаром всегда существовало не только понятие тверди земной, но и тверди небесной.

И вот когда с этих бездонных небес покатился раскатистый гром, — словно, посыпались на Москву, подпрыгивая и ударяясь друг о друга гигантские чугунные ядра или конница небесного воинства загрохотала страшными копытами, — сразу вся черная небесная твердь начала растрескиваться, покрылась густой сеткой сияющих линий, спиралей и огненных вихрей и, в конце концов обрушилась на твердь земную. Это было ни что иное, как возобновившаяся сплошная артиллерийская и пулеметная пальба, жестокий вой и град, который обрушили на Москву залповые реактивные установки…

Я уже не принадлежал самому себе. Не могло быть речи о том, чтобы оставаться беспристрастным наблюдателем. У меня не было ни единого мгновения, чтобы попросту прийти в себя. В моей памяти отпечатались лишь отдельные фрагменты этих ужасных событий, и я не в силах ни отделить реальность от последующих бредовых видений, ни склеить их между собой в сколько-нибудь связную картину. Я не в состоянии правильно воспроизвести ни масштаб времени, ни сориентироваться в пространстве. Иногда мне кажется, что я вообще не просыпался, до сих пор не могу проснуться от этого кошмара.

Что было раньше — гром или зловещие белые линии и спирали на черном небе?.. Раздался глухой, как будто мягкий хлопок, но от него оконное стекло брызнуло дождем мельчайших осколков. Я выбрался из завалов мебели. Кожаная обивка на диванах и креслах полопалась, словно картофельная кожура в крутом кипятке, а покрытия шкафов и столов вспучились, как обожженные. Со стен и потолка сеялась сухая пыль пополам с едким дымом. Я подбежал к окну и, перегнувшись через подоконник, увидел, что в дубовой роще перед Шатровым Дворцом люди бегут в разных направлениях, а саму рощу пронизывают трассирующие пули, которые то, теряясь, уходят в небо, то рикошетируют от асфальтовых дорожек и стен Шатрового Дворца.

Не знаю, зачем и куда я побежал. Но через несколько минут, вскочив из бокового подъезда и пригнувшись, я стал пересекать какие то аллеи. Иногда я бросался плашмя на землю, зажмуривал глаза и закрывал руками голову. Потом снова поднимался и зигзагами бежал дальше. Вероятно, сначала я бежал в одну сторону, а затем в противоположную. Иногда я терял зрение и бежал в каком то сплошном чаду, почти на ощупь. Я видел лишь свои вздрагивающие ресницы или, в лучшем случае, мелькающие на бегу колени и руки. Но иногда, наоборот, с моим зрением происходило чудесное — я вдруг приобретал способность к сверх зрению и тогда видел не только мелькавшую под ногами мостовую, но и всю, в мельчайших подробностях панораму вокруг — как в непосредственной близости, так и на нескольких сотнях метров. Я видел, как пестрая ревущая толпа металась по бульвару Садового Кольца, как ее рассекали вооруженные бойцы в одинаковых армейских комбинезонах, неизвестного мне образца, и черных беретах с небольшими голубыми ленточками сзади. Держась попарно спина к спине, похожие на гигантских пауков или черных крабов, они молча и яростно врубались в толпу, размахивая лопатами, пинали лежащих на земле. Откуда они взялись в Москве, Бог знает.

Яркий свет и жар ударили мне в лицо. Я увидел, что прямо надо мной пылают верхние этажи здания торгового центра. Огонь с неправдоподобной энергией, словно развернувшаяся тугая пружина, выбивал стекла и вырывался наружу длинными горизонтальными языками. Откуда то сверху, сквозь клубы дыма, падали люди. Они быстро быстро перебирали в полете ногами и махали руками, как будто в шутку прыгали в воду. Но они падали не в воду, а с огромной высоты на мостовую и бесформенно распластывались на ней. Их головы трескались, словно разбитые яйца. Странно, я даже не слышал ударов о землю.

Добравшись до торгового центра, я побежал сквозь просторные залы с высокими витражными потолками. Здесь уже не было людей, только повсюду стояли и лежали опрокинутые на пол манекены. Поперек дороги валялись перевернутые и распотрошенные алюминиевые кофры на колесах. Их, по видимому, выкатили из подсобных помещений. Возможно, из них собирались сооружать что то вроде баррикад. Мелькнули яркие вывески дорогого кафе, которое располагалось в нижних, подземных этажах. Я было сунулся туда, но, перепрыгнув через несколько отделанных никелированными ребрами ступенек, оказался по щиколотку в ледяной воде. Я сделал еще несколько шагов вперед, чтобы заглянуть, что твориться этажом ниже, однако оттуда уже били мощные волны воды, вынося на поверхность то исковерканные стулья, то скомканные скатерти. Такой ужасный потоп можно было устроить разве что взорвав одновременно все шлюзовые перегородки, которые обеспечивали циркуляцию огромных масс воды в многочисленных внутренних водоемах мегаполиса. Стало быть, весь прекрасный подземный город со всеми его чудесами — уменьшенными копиями московских соборов, башен и арок, уютными ресторанами, ночными клубами, танцевальными залами — все это погружалось под воду, словно новая Атлантида.