опасному ремеслу и опять отплыл к африканским берегам, ожидая удобного случая, чтобы вырвать из лап пантер Алжира других рабов.

Грабители Эр-Рифа

Глава I

Корабль контрабандистов

Огненный ятаган молнии вспорол грозовые тучи, озарив ярким сполохом острова Чафаринас. В тот же миг по палубе испанского холька[56] прокатилась огромная волна. Штормовой шквал едва не перевернул кораблик, несмотря на пузатый корпус и убранные паруса.

Капитан отдал матросам-алжирцам несколько отрывистых команд. Был он очень высоким, под два метра, и загорелым, как сенегалец.

Вдруг, перекрывая вой ветра и рев волн, раздался крик:

— Убери нож! Убери добром, или проломлю тебе башку этой гитарой!

— Нет, сеньор. Вы слишком долго оставались наедине с Заморой, подло воспользовавшись бурей.

— Я что, не могу побеседовать с цыганкой, плывущей с нами от самой Саламанки?

— Нет!

— А кто мне запретит?

— Присматривать за ней мне поручил сам цыганский барон.

— Зачем?

— Сами у него поинтересуйтесь.

— И поэтому ты хочешь меня убить?

— Да. Убью прежде, чем хольк бросит якорь у берегов Эр-Рифа. Во всяком случае, мы туда не поплывем.

— Кто это сказал?

— Я! Янко!

— Тогда нападай, увалень, если ты не трус! У тебя — нож, у меня — гитара. А потом хоть за борт.

Противники, схлестнувшиеся на борту контрабандистского холька, угодившего в шторм, были достойны друг друга. Тот, что схватил гитару, защищаясь от навахи, был молодым красавцем-брюнетом, стройным и черноглазым. Судя по броскому наряду — испанский студент: чрезмерно длинный черный плащ, на голове ярко расшитая фетровая двурогая монтера, с заткнутой за ленту деревянной ложкой.

Ох уж эти испанские студиозусы! После окончания семестра они собирают свои вещички, прихватывают верную гитару и отправляются на поиски приключений куда-нибудь в Толедо, Вальядолид, Кордову, Гранаду или Севилью. Там они танцуют и распевают прекрасные песни на стихи лучших иберийских поэтов. Особенно полюбились им поэмы маркиза Сантильяны[57]. Денег у этих бродяг кот наплакал, поэтому питаются они в монастырских трапезных, для чего и таскают с собой ложки. В общем, стараются, будучи стеснены в средствах, как можно лучше провести каникулы.

Большинство из них остаются в Испании, однако кое-кто из смельчаков отваживается взойти на борт контрабандистских хольков, дабы пощекотать нервишки французам, гасконцам, марокканцам, а то и жестоким обитателям Эр-Рифа, имеющим обыкновение резать носы и уши «христианским собакам».

Юноше, вооруженному острейшей навахой, длиной с добрую половину штык-сабли, было на вид лет двадцать. Смуглый, как бербер, со жгучими глазами и живым лицом, характерным для цыган Сьерра-де-Гвадаррама. Его наряд был пошит из зеленого бархата, а вместо пуговиц блестели крупные, с голубиное яйцо, серебряные подвески.

— Убери нож, или я проломлю тебе голову гитарой! — повторил студент, угрожающе подняв свой инструмент, и храбро двинулся на цыгана.

Тот же изготовился одним махом вспороть противнику брюхо по обычаю испанских разбойников.

— Вы, сеньор, слишком долго пробыли у Заморы, и мне это не по нутру. Клянусь, живым теперь вам на берег не сойти.

— И тебе хватает ума говорить такое посреди бури? Мы того и гляди пойдем ко дну! Ты, никак, спятил, Янко?

Цыган стиснул жемчужно-белые зубы и закричал, не выпуская ножа:

— Хватит! Я не нарушу клятвы, данной барону табора.

И хотя от сильнейшей качки едва не валились с ног даже босые и привычные к морю матросы, забияки уже готовы были броситься друг на друга. Внезапно два человека, до того спокойно сидевшие на краю главного люка, вскочили и встали между ними.

Одной из них была смуглая девушка-цыганка лет семнадцати. Высокая, стройная и гибкая, точно молодая пальма. Из-под длинных ресниц сверкали огромные черные глаза. Длинные, до колен, волосы трепал ветер. На ней был разноцветный, богато расшитый золотом наряд кастильской цыганки, на короткой юбке поблескивали серебряные пуговицы.

Вторым оказался студент, очень похожий на первого гитариста. Оба были почти ровесниками, яркоглазыми и черноволосыми. Разве что этот был чуть пониже ростом, зато — крепыш, причем весьма ловкий. Сжимая в руке гитару, он поспешил на помощь приятелю, крича:

— Не тушуйся, Карминильо! Я тебя не оставлю! Разберемся с этим наглецом и прыгнем в море!

Две гитары собирались скреститься с цыганской навахой. Однако девушка повисла на плечах Янко и властно приказала:

— Прекрати! Не смей трогать моих друзей!

Ее маленькие ручки крепко сжали шею юноши, не позволяя ему напасть на школяров знаменитого университета Саламанки.

— Отпусти меня, Замора! — рычал цыган, безуспешно пытаясь сбросить с себя девушку. — Неужели не понимаешь, что тебя везут в земли мавров на верную смерть?

— Боишься? Тогда возвращайся в Испанию. Я же с помощью этих храбрецов, обещавших стать мне поддержкой, взойду на Гуругу, отыщу талисман первого цыганского короля и буду царствовать над всеми испанскими таборами!

— Ха! Так ты вознамерилась сделаться королевой цыган? — иронически спросил Янко.

— Моя страдалица-мать умерла от разбитого сердца, зная, что должна была унаследовать этот титул… Опусти наваху!

Видя перед собой поднятые гитары, готовые обрушиться ему на голову, цыган сдался. Закрыл свой громадный нож и присел на край люка.

Затевать драку во время бури, разразившейся у побережья Эр-Рифа, было бы настоящим безумием: пенные валы то и дело прокатывались по палубе от носа до кормы.

Море ревет. Кажется, еще чуть-чуть — и Эр-Риф вместе со всеми соседними островами перевернется вверх дном. Волны, одна за одной, бьют о борта, повергая в ужас матросов. Водяные горы, будто подталкиваемые неведомой силой, вздымаются к небу, гремят, ревут, завывают…

Однако слышится и другой шум, куда более пугающий. Доносится он из корабельного трюма, заставляя дрожать матросов и бледнеть здоровяка-капитана. Скрип, стук, грохот стоят такие, словно там перекатываются гигантские бочки.

В трюме — винтовки и ящики с боеприпасами для мавров Эр-Рифа.

Капитан, хоть и испанец по происхождению, занимался контрабандой оружия, принося немалый вред своим землякам, вечно сражавшимся с горными разбойниками у Мелильи. Можно было не сомневаться, что, наткнись он на минный катер или канонерку из близлежащего военного порта, его ждет если не гаррота, то стенка.

Однако капитан Лизар уже много лет занимался этим опасным ремеслом на своем верном хольке и предпочитал не думать о возможном бесславном конце. Он как свои пять пальцев знал побережье Эр-Рифа и втридорога продавал оружие вождям тамошних племен. Да, риск был велик, зато и денежки текли рекой.

Все же складывалось впечатление, что этой ночью фортуна повернулась к нему спиной. А ведь до берега оставалось всего несколько миль.

Уже два дня в Западном Средиземноморье дул сильный сирокко, гоня такие валы,