– Да ты едва на ногах стоишь, – возразила я и тут же исправилась: – Ладно, кое-где не едва.

У Джейми и в самом деле под глазами залегли глубокие тени, в линиях тела – по-прежнему прекрасного – таилась усталость. По мне самой как будто катком проехали. Я чувствовала себя так, будто всю ночь напролет жгла вражеские бастионы.

– Так ведь кровать рядом, вот она! Пусть на ногах я еле держусь, если приляжем, минут десять не усну точно. Можешь потом меня ущипнуть.

Я закатила глаза, однако спорить не стала, вытянулась на грубых, зато успевших остыть простынях и раскинула ноги ему навстречу. Мы занимались любовью как будто под водой, двигались медленно и тяжело. Все происходило беззвучно, напоминая собой странную пантомиму. Мы почти не притрагивались друг к другу после того, как погибла Мальва, и мысли о ней все еще витали между нами. И не только о ней. Я пыталась думать о Джейми, сосредоточиться на его теле, столь хорошо знакомом – треугольный рубец на горле, завитки каштановых волос, загорелая кожа под ними, – но я так устала, что разум отказывался подчиниться, и перед глазами мелькали совсем иные картины.

– Прости, не могу, – прошептала я, зажмурившись, и вцепилась пальцами в простыню.

Джейми с удивлением откатился в сторону. Я вся дрожала.

– Что случилось, a nighean?

– Не пойму, – растерянно пробормотала я. – Прости, Джейми. Перед глазами всплывают другие люди. Я будто бы занимаюсь любовью с… другим мужчиной.

– Ого! – беззлобно воскликнул он и укрыл меня краем простыни. Стало легче, но ненамного. Сердце бешено колотилось в груди, я словно хлебнула лишку, было трудно дышать, в горле опять застрял ком.

«Истерика обыкновенная. Спокойно, Бичем, спокойно».

Легче сказать, чем сделать. Хорошо хоть, что не сердечный приступ.

– И с кем же? – полюбопытствовал Джейми. – С Ходжепилом и…

– Нет! – Меня замутило при одной мысли. – Ничего подобного!

– С кем же тогда, Клэр? – прошептал он. – Скажи.

– С Фрэнком, – выпалила я, чтобы не передумать. – И с Томом. И… с Мальвой. – На грудь мне легла такая тяжесть, что я вздохнуть не могла. – Как будто… Как будто я их чувствую. Как будто они меня трогают… – Я перекатилась на живот и зарылась лицом в подушку, не в силах больше вымолвить ни слова.

Джейми долго молчал. Неужели мои слова так его задели? Жаль, что пришлось ему рассказать, но я не сумела солгать, пусть это и была бы ложь во благо. Внутри рухнули все защитные барьеры – не спрятаться, не скрыться. Навалились призраки. Я слышала их шепот, чувствовала их боль, их тоску и их страсть. Они существовали отдельно от меня, отдельно от Джейми.

Все тело свело судорогой. Я зарылась еще глубже в подушку, однако дышать было нечем, и я повернула голову.

– Клэр, – ласково шепнул Джейми. Я почувствовала на щеке теплое дыхание и открыла глаза. Его взгляд лучился нежностью, смешанной с печалью. Он медленно провел пальцами по моим губам.

– Понимаешь, у меня такое чувство, что Том уже умер, и все из-за меня, – выпалила я. – Не могу я с этим смириться, Джейми! Правда, не могу.

– Я понимаю. – Он отвел руку. – Тебе трудно выносить мои прикосновения?

– Не знаю, – вздохнула я. – Давай попробуем.

Он улыбнулся, хотя я говорила серьезно. Джейми взял меня за плечо и осторожно притянул к себе, давая мне шанс отодвинуться.

Я не отодвинулась. Я утонула в нем, вцепилась в него, как утопающий цепляется за соломинку. Он и был моей единственной соломинкой.

Джейми крепко обнял меня и долго-долго гладил по волосам.

– Поплачь о них, mo nighean donn, девочка моя. Пусть горе выйдет слезами.

Меня опять захлестнула паника.

– Не могу!

– Поплачь о них, – шептал он. – Только так можно избавиться от призраков.

– Я не могу, – повторяла я, но слезы уже текли по щекам. – Не могу, не могу.

Я зарыдала, и сердце рвалось на части. Я плакала об этих несчастных и обо всех, кого не сумела спасти.

– Горю нужно дать выход, Клэр, – шептал Джейми. – Нельзя держать своих призраков на привязи. Впусти их. Поплачь, а потом я отвезу тебя домой.

Риверан

Накануне ночью прошел сильный дождь. Солнечные лучи пригревали сырую землю, от нее поднимался пар. Брианна убрала волосы наверх, чтобы не мешали, однако непослушные завитки все время выбивались из прически, спадали на лоб и на щеки, лезли в глаза. Она убрала прядь со лба тыльной стороной ладони – пальцы были измазаны краской, которую она замешивала в ступке, но сухой пигмент пропитался влагой и лип к стенкам.

Краска все равно была нужна. Сегодня после обеда предстояла новая работа.

Джем крутился рядом. Мальчику было скучно. Он совал пальцы куда ни попадя и что-то напевал себе под нос. Брианна не обращала внимания, пока не расслышала пару слов.

– Что ты сказал? – Она обернулась к ребенку, не веря своим ушам. Неужели он поет «Folsom Prison Blues»?[65]

Малыш заморгал, склонил голову к груди и прогудел самым низким своим голосом:

– Привет, я Джонни Кэш.

Брианна еле удержалась от смеха, даже почувствовала, что щеки зарумянились.

– Кто тебя научил? – спросила она, хотя прекрасно знала, кто. Всего один человек мог спеть ребенку эту песню. При мысли о нем сердце Брианны забилось быстрее.

– Папочка, – как ожидалось, ответил малыш.

– Неужели папа пел? – Брианна старалась не показывать удивление. Конечно, пел. Наверное, еще и низким голосом, следуя совету Клэр, – разрабатывал голосовые связки.

– Да, папочка много поет! Мы с ним разучили песню про воскресное утро, и про Тома Дули, и… много еще всяких песен.

– Вот как?.. Стой, положи на место! – Ребенок схватил мешочек с сухим розовым пигментом.

– Ой! – сконфузился Джем, потому что облачко пудры вырвалось из кожаного мешка и осело на его рубашке.

– Ой, говоришь! – строго сказала Брианна. Она схватила сына за воротник и тряпкой отряхнула ему рубашку. – Чего ты вообще здесь крутишься? Я ведь сказала тебе, чем заняться. – Чего-чего, а недостатка в делах в Риверане не ощущалось.

Джем виновато понурился и что-то пробормотал. Брианна расслышала только слово «боюсь».

– Чего ты боишься? – Она чуть ласковей оправила на нем рубашку.

– Призрака.

– Какого еще призрака? – осторожно спросила Брианна, не зная, как реагировать. Она знала, что все рабы в Риверане верили в духов, как, впрочем, и шотландские переселенцы в Кросс-Крике, Кэмпбелтоне и Ридже. Что уж там говорить, ее собственный отец не сомневался в их существовании.