задел Мэри локтем, и она чуть было не упала на палубу рядом с матросом. Их двоих толпа огибала, но, скорее, по какому-то стадному наитию: под ноги себе сейчас никто не смотрел.

— Мистер, пожалуйста, давайте попробуем встать, — предложила Мэри и аккуратно усадила матроса. Тот хрипло вздохнул, ещё безумнее выпучил глаза и попытался что-то сказать. Его губы, покрытые хлопьями пены, дрожали. — Вот так… вот так… всё хорошо, мистер. Пожалуйста, попробуйте со мной поговорить. Где у вас болит?

Матрос мотнул головой, и его глаза остекленели. Он дышал с трудом и неровно — как будто каждый новый вдох был для него мучительнее предыдущего.

— Мистер, всё хорошо, — напрасно успокаивала его Мэри, сама не веря в свои лицемерные слова, — всё уже хорошо, пожалуйста, не нужно так… о боже!

Толпа заревела на множество голосов — но одно и то же требование. Казалось, полковые трубы выпевают его, точно наступательный марш перед вражескими полчищами.

— Шлюпки! Шлюпки! Шлюпки!

Мэри взвизгнула и закрыла лицо руками. Толпа навалилась на неё и на матроса, и их оторвало друг от друга с игривой лёгкостью. Толпа роптала, ревела, топала и била Мэри, её снова бросало от человека к человеку, локти ударяли её в лицо, и в плечи ей упирались горячие ладони, которые толкали её вглубь толпы, бушующей, ревущей, злобной и нетерпеливой. Она не успел вдохнуть и осмотреться, как борт судна исчез у неё из виду. Её швырнуло на шезлонг, и она резко втянула воздух носом. Всё её тело стонало, как один огромный синяк. Небо над её головой оставалось таким же тёмным и ясным, а под этим небом сумрачно блестела вода и агонизировал корабль.

— Не повезло вам, мисс, — спокойно сказал уже знакомый голос.

— Вы?

Тот самый пассажир, которого Мэри видела ещё вместе с Лиззи, полулежал в шезлонге, удобно закинув руку за голову и покуривая. Кругом него было уже множество таких окурков, что свидетельствовало без слов: времени Мэри потеряла немало.

— Вот так, — сказал он и усмехнулся, — и случаются самые удивительные встречи в жизни. Думал ли я, что увижу вас опять? Вряд ли: мне вполне ясно, что до рассвета я не доживу. А где же ваша спутница, юная леди? Надеюсь, хотя бы она в безопасности?

— Да, — пролепетала Мэри.

Пассажир радостно затянулся и запрокинул голову, выпуская в небо дымные кольца — одно за другим, ровной, уверенной стайкой. Он даже прижмурился, точно бы от небывалого удовольствия, вздохнул и покачал головой.

— Славно, — сказал он, — вот и славно. А почему же вы не сели в шлюпку, юная леди? Ведь вы достаточно умны, чтобы понять, как опасно и дольше оставаться на этом несчастном судне.

— Я не могу уйти, — пробормотала Мэри, — и даже если бы я хотела, я не успела бы! Я…

— Так вы не хотите или вы не можете? — вскинув брови, уточнил её собеседник. Его глаза странно светились в темноте.

— Я… я… пожалуй, что я не могу…

— И из-за чего же?

— Вы задаёте бестактные вопросы! — возмутилась Мэри, и её лицо вспыхнуло.

Пассажир равнодушно взял сигару в другую руку, смерил небо долгим взглядом и сказал:

— О да, вероятно, я позволил себе лишнего, юная леди, прошу прощения за свою настойчивость. Однако не кажется ли вам, что такт и бестактность в нынешних условиях… не играют значимой роли?

Мэри стремительно вскочила с шезлонга и принялась отряхиваться.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, мистер!

— Подумайте, стоит ли ваше желание остаться — с чем оно ни было бы сопряжено, — того, что вам придётся вытерпеть, — наставительно произнёс привязчивый пассажир и опять затянулся, — право слово, милая юная леди, мне было бы горько знать, что вы не вняли моим советам, а потом, замерзая в ледяном океане, не раз вспомнили о них и подвергли себя мысленному бичеванию.

Мэри замотала головой. Эти вопросы будили странные сомнения у неё в душе — те, которые она сама не раз задавала себе, пока ещё способна была на трезвые рассуждения.

Разве имела значение её привязанность к мистеру Уайльду, если сам мистер Уайльд всего лишь желал спасти её как вверенную его попечению пассажирку — ничего, кроме этого? Разве стоила эта привязанность долга перед Лиззи? Разве смогла бы она сама посмотреть себе в глаза в зеркале без презрения, если бы послушала советы и увещевания и бросилась спасаться сама, позабыв о мистере Уайльде и дав ему одно-единственное обещание — вечно помнить его героизм и самоотверженность?

Мэри знала один ответ на все эти чудовищные вопросы.

Мистер Уайльд стоил того, чтобы оставаться с ним до самого конца. Даже если бы ничего это для него и не значило, даже если бы он был против — Мэри осталась бы.

И осталась бы она не в последнюю очередь потому, что иначе не сумела бы выносить себя. Ей уже приходилось себя презирать и желать себе гибели, забвения, полного уничтожения после всего, что сотворила с жизнью Лиззи, пусть бы и из самых добрых побуждений.

— Я останусь, — сказала Мэри и протянула странному пассажиру руку. — Но, право слово… разве вы не попытаетесь спастись?

— Благодарю, юная леди, вы очень любезны, — уверенно помахал тот сигарой, — но, боюсь, что моё решение не переменилось. Ступайте, и да сопутствует вам удача.

Мэри снова смешалась с толпой. Теперь сил у неё совсем не осталось: она только и могла, что плыть по течению людских волн и надеяться, что её вынесут именно к тому борту, где она в последний раз видела мистера Уайльда.

К борту она пробиралась самостоятельно — едва завидев его, Мэри отчаянно заработала локтями и всем телом подалась вперёд. Её сжимали со всех сторон, как будто угрожая раздавить грудную клетку, и голова у неё уже давно кружилась, и жар, и усталость душили её, наваливались на плечи. Мэри с трудом вывалилась из передних рядов пассажиров и упала на колени.

— Мисс, вставайте, вставайте, скорее!

Над ней склонилось бледное от страха, участливое лицо стюарда. Стюард казался непропорционально раздутым вширь из-за своего неуклюжего спасательного нагрудника.

— Благодарю, — прошептала Мэри, — вы очень… очень любезны.

Стюард поднял её на ноги, деловито отряхнул и потащил за собой.

— Мистер Мёрдок велел в первую очередь сажать женщин и детей, — втолковывал он Мэри на ходу, — какое счастье, что вы успели сюда сейчас, мисс, времени совсем мало!

Навстречу им бежал, продираясь сквозь толпу, взволнованный молодой человек. Мэри сразу его узнала — это был офицер Муди, совсем измученный, но готовый стрелять: в руке у него Мэри мгновенно заметила