за нею через борт перевалилась ещё одна леди — грузная и мрачная. Лицо Уайльда накрыла тень.

— Подумайте о своей сестре, мисс Джеймс, — укоризненно обратился он к Мэри. — Разве вы можете бросить её так необдуманно… ради меня?

— Я знаю, что о Лиззи позаботятся, — отрезала Мэри. — А сама Лиззи говорила, что ненавидит меня, мистер Уайльд. Пусть бы это были только слова, пусть бы и оказалось, что на самом деле ненависти нет места в её сердце, я знаю, что заслужила бы ненависть, если бы сбежала.

— Мисс Джеймс, вы можете спастись. В этом нет ничего постыдного. Это не ваша вина и не ваша ошибка. Садитесь, — хватка Уайльда на её запястье стала мягче.

Но Мэри и тут не уступила ему.

— Нет, мистер Уайльд, — она покачала головой, — прошу вас, не заставляйте меня покидать вас. Я вас так долго искала… я так беспокоилась о вас… я не уйду сейчас, не уйду до тех пор, пока не увижу вас в шлюпке.

— Мисс Джеймс, я не буду знать покоя, если вы не сядете у меня на глазах. Я искал вас всё это время, всё это время я надеялся, что увижу вас в безопасности…

Мэри прикрыла глаза и мягко прислонилась лбом к его плечу. Больше ей ничего не было нужно. Когда она услышала эти слова, даже ледяная, суровая атлантическая ночь стала ласковой и тёплой.

— Только это мне и нужно было услышать, — мирно сказала Мэри, — но и теперь я никуда не пойду. Не пойду без вас. Я останусь с вами — спасаться или умирать.

Уайльд опустил на неё усталый, тяжёлый обречённый взгляд и вздохнул.

— Мисс Джеймс… — начал он и тут же осёкся. — Если таково ваше решение, оставайтесь и знайте, что мужества в вас больше, чем здравого смысла.

Мэри пристально заглянула ему в глаза. Уайльд смотрел на неё тяжёлым, нечитаемым взглядом, и на его бледном лице она ясно читала страдание — скрытое, замаскированное — но она узнавала его. И она не могла понять его неправильно, ведь сейчас, когда она доверительно вложила пальцы в его ладонь, он не отнял руки — лишь сам схватил её и быстро пожал. Жёсткая и твёрдая рука Уайльда полыхала, словно он горел в лихорадке, растрепавшиеся манжеты были намного холоднее кожи.

Шлюпка отошла полупустой. Мэри смотрела, как та медленно ползёт вдоль борта, не отрывая взора, и на душе у неё царствовало такое спокойствие, какого она не знала уже давно. Справа её грело надёжное тепло: мистер Уайльд никуда не уходил: он пристально следил за спуском шлюпки. Десятки жизней уносились прочь по волнам, оставляя гигантский пароход тонуть, медленно уходить в воду, отдаваться во власть холода атлантических вод и надеяться, что хотя бы кто-нибудь из них, оставшихся на борту, переживёт эту страшную чёрную ночь.

«Пресвятая Дева-заступница, — мысленно зашептала Мэри. — пощади и охрани этого человека. Пресвятая Дева Мария, прошу, не оставь его, не дай ему умереть сегодня. Пресвятая Дева Мария, даруй ему долгую и счастливую жизнь, которую он заслужил, и не лиши его своего покровительства, озари ему его дорогу».

Вода неудержимо надвигалась на корабль.

* * *

Вне всяких сомнений, дела у «Титаника» шли куда как плохо. Отчаянно цепляясь за ограждение, Джо мог видеть, что к корме приливает ещё больше испуганных и растерянных людей. Они молотили воздух кулаками, кричали, они вырывали волосы себе и друг другу и молили о помощи — но помощь, разумеется, не могла прийти иначе, чем с воды, а Джо, как он ни крутил бы головой, которая едва ли не на кусочки разлеталась от шума, не мог углядеть поблизости даже самой завалящей лодки, если не считать их шлюпок, которые одна за другой трусливо отплывали прочь. Джо не обладал особенными мореходными познаниями, но уж кое-что он мог предположить с достаточно впечатляющей долей точности: например, «Титанику» явно оставалось жить не больше часа. Слишком уж быстро они погружались под воду — и слишком медленно к ним шла, если, конечно, шла, помощь. Джо стиснул ограждение покрепче. Он не мог ответить, сколько времени уже висит здесь. Казалось, что прошла целая вечность. По крайней мере, руки у него затекли и ныли, нога, на которую так любезно навалились в давке, полностью потеряла чувствительность. Джо это немало беспокоило. Корабль зарывался носом в океан, шлюпок, кажется, больше не было, а, если бы они и были, едва бы Джо туда взяли. Право на спасение с «Титаника» имели только богатые мужчины — а теперь, когда всё стало на самом деле плохо и лайнер стремительно пошёл ко дну, у Джо не осталось сомнений, что ни происхождение, ни богатство, ни связи уже никого не спасут. Теперь их жизни были во власти стихии — выжить суждено было самым проворным и сильным.

Джо обеспокоенно поглядел на ногу. Ноги носили и кормили его все эти двенадцать лет, и Джо хорошо себе уяснил, что самое худшее из всех его возможных несчастий — это перелом или вывих. Что именно случилось с ногой сейчас, он сказать не мог. Пугало то, что та его не слушалась — а вода подступала всё ближе.

Джо отлично умел плавать, только вот в ледяной воде, с обездвиженной ногой его шансы на выживание заметно сокращались — и ему не требовалось прыгать за борт, чтобы это проверить. Джо отчаянно прошипел сквозь зубы:

— Давай, милая, нам ещё в океане барахтаться… давай же, дорогуша, ты должна прийти в себя!

Но нога его оставалась абсолютно бесчувственна. Джо яростно выругался сквозь зубы и неловко подался назад, прижимаясь пострадавшей ногой к ограждению. Боли он не чувствовал совершенно, и именно это его пугало.

Пассажиры, бегущие по палубе, остервенело наклонялись вперёд. Со стороны это могло бы показаться забавным: казалось, что они в безветренную погоду преодолевают сопротивление неощутимого урагана.

Для Джо это послужило тревожным сигналом. Он торопливо заглянул на борт и тут же ахнул.

Действительно, их дела были плохи.

Даже не видя носа судна, Джо мог предположить, что именно происходит: «Титаник» зарывался в воду, поднимая корму. Она постепенно, плавно задиралась над зеркальной гладью, и палуба приобретала опасный уклон. Задрожали, застонали бесчисленные столики и шезлонги. Через несколько мгновений один из шезлонгов заскользил вниз. Поначалу он двигался плавно и аккуратно, а затем вдруг стремительно разогнался и покатился так, словно бы ему кто-то задал ускорение. Шезлонг сбил одного из пассажиров, упрямо карабкавшегося к корме, и оба отлетели к центру судна.

Дождь из шезлонгов продолжался.

— О господи! — заорали