Но больше всего Че любил Алейду за то, что она создавала неведомое ему ранее ощущение «дома». Как рассказывает Алейда, муж тепло относился к своему отцу, потому что тот очень заботился о нем, но из-за присущих ему причуд Че воспринимал Эрнесто-старшего почти как ребенка. (Сама Алейда мало общалась со свекром и признает, что после смерти Че у них даже случилась стычка, так как, услышав заявление Гевары Линча, будто Эрнесто перенял увлечение социализмом от него, невестка обвинила его во лжи, чего старик ей так и не простил.)

С «мадре» Селией все было несколько иначе. Они с Че были «щепками от одного дерева», как говорят в Латинской Америке. Когда Селия приезжала в Гавану, они с Че могли говорить часами и при этом, по словам Алейды, все время «цапались». Мать и сын спорили обо всем на свете. «Селия всегда была очень политизирована и упряма, и, услышь их беседу сторонний человек, он бы, наверное, решил, что сейчас они разругаются навек, но это просто был их стиль общения».

Но как Че ни любил свою мать, она всегда была довольно сдержанна в проявлении своего женского начала, и именно этого ему не хватало. В юные годы Че потому так и любил ездить к тете Беатрис, что от нее исходило некое материнское тепло, а теперь, уже будучи к взрослым человеком, он нашел то же самое в Алейде. Жена понимала эту его потребность и отвечала на нее, как умела: окружала мужа лаской, одевала и даже купала.

Алейда рассказывает, что каждое утро, перед тем как Че отправлялся на работу, она проверяла, все ли у него «в порядке» — Гевара был известен безразличием к своему внешнему виду. Причина, по которой он носил рубашку по-казацки — навыпуск, подпоясав ремнем и расстегнув верхнюю пуговицу, — состояла в том, что он очень страдал от влажного кубинского климата, усугублявшего его астму. Ни дома, ни на работе он никогда не держал ковров. Поскольку Че не любил кондиционеры, было решено в конце концов загерметизировать окна, защитив кабинет от проникновения в него воздуха с улицы. Как говорит Алейда, только так у мужа и получалось спасаться от астмы. (Свою болезнь Че передал по наследству: от нее страдают двое из четырех их с Алейдой детей, да и среди его внуков также имеются астматики.)

При всей посмертной мифологизации его образа на Кубе Че до сих пор резко выделяется на фоне других великих фигур революции. Некоторые кубинцы находят в его поведении даже нечто уничижительное для их национальной культуры. Гевара не любил вечеринки — кубинское общенародное увлечение — и редко ходил в гости или приглашал кого-то к себе. Боррего, один из его ближайших друзей, говорит, что за все время жизни на Кубе Че только раз заскочил к нему домой, хотя они жили всего в паре кварталов друг от друга.

В стране, где без местного рома не обходятся ни одни посиделки с друзьями, Че к нему даже не прикасался. Все, что он себе позволял, — это выпить при случае красного вина, выделяясь даже этим, поскольку большинство кубинцев вино не любят. Живя среди кофеманов, у которых каждый день, точно пунктиром, отмечен чередой выпитых чашечек свежего эспрессо, Че открыто предпочитал родной мате — напиток, любимый в южной части Латинской Америки. Из еды кубинцы превыше всего ценят жареную свинину, а Че предпочитал запеченный бифштекс. Кубинцы любят простодушный, грубый юмор, Че же был ироничен и остроумен, а временами шутки его были весьма ядовитыми.

Хотя у Че было почетное кубинское гражданство и на Кубе он прожил уже не один год, в культурном отношении Гевара по-прежнему оставался аргентинцем. Он любил говорить, что считает себя «латиноамериканцем». Это отвечало его идее объединения всех наций Западного полушария в братское сообщество. Но на самом деле он оставался аргентинцем, и даже на Кубе его лучшими друзьями — людьми, с которыми Гевара мог говорить наиболее свободно и открыто, — были его соотечественники, например Альберто Гранадо.

Гранадо был одним из тех немногих людей, кто не боясь критиковал Че в лицо и, хотя он помогал набирать людей для отряда Мазетти, а также служил его связным с некоторыми венесуэльскими партизанами, не верил, как Че, в возможность извне насадить революционные настроения в странах Латинской Америки путем создания там партизанского движения. По этому поводу они часто спорили, но так ни в чем друг друга и не переубедили.

Гранадо вспоминает один разговор с Геварой, в котором тот сформулировал фундаментальное различие между ними: Че может навести прицел на врага и спустить курок, зная, что убийством помогает «спасти от жизни впроголодь» 30 000 еще не родившихся детей, а Альберто, глядя в прицел, видит человека, у которого есть семья.

Альберто, чувствовавшему вкус к танцам, выпивке и веселому времяпрепровождению, кубинский образ жизни подходил куда лучше. Этим он кардинально отличался от Че, который, по признанию Гранадо, своей саркастичностью настроил против себя немало кубинцев. Многим он казался этаким святошей от революции.

Единственная истинно кубинская черта, которую Че приобрел на острове, — это пристрастие к сигарам, которое, разумеется, было ему противопоказано из-за астмы. Но даже в этом он умудрялся отличиться: выкуривал сигары до самого конца, чтобы продукт человеческого труда не «пропал впустую».

Сама по себе болезнь Че делала его пребывание на Кубе парадоксальным. Влажный климат этой страны настолько не подходил Геваре, что сложно было бы найти место, в котором ему было бы хуже жить.

Хотя многие подчиненные Че пытались ему подражать — безуспешно, надо сказать, — аскетизм команданте был как кость в горле у многих его соратников-революционеров, вознесенных ныне на вершины власти и отличавшихся не самым возвышенным образом жизни. В стране, где у многих мужчин имеются наряду с законной женой вторая, а и то и третья «жены», Че, по всем свидетельствам, умудрялся оставаться приверженцем моногамии, хотя и имел множество страстных почитательниц, преследовавших его, словно фанатки рок-звезду.

Зная о том, какой успех Че имеет у женщин, Боррего однажды спросил у него с характерной кубинской прямотой, почему он женился на такой «дурнушке», как Ильда Гадеа. Че страшно возмутился, хотя и согласился, что его первая жена не была внешне привлекательна. Однако Гевара сказал, что Ильда была для него превосходной спутницей жизни, а кроме того, добавил он, необязательно иметь красивую внешность, чтобы творить чудеса в постели.

Один из помощников Гевары был свидетелем того, как на одном из мероприятий какая-то красотка открыто пыталась флиртовать с Че. Но Че не ответил ей галантным комплиментом — напротив, он отчитал женщину, посоветовав «следить за своим поведением». Впрочем, он не всегда был таким строгим и мог оценить красоту женщины по достоинству. Как рассказывает друг Гевары, которому случилось быть с ним на обеде в иностранном посольстве, рядом с ними за столом сидела обворожительная дочь посла, и похоже, эта молодая женщина являлась приманкой, с помощью которой дипломат рассчитывал теснее сойтись с Че. Их соседка, как рассказывает друг Че, была настолько красива, что любой другой и думать забыл бы о жене и принципах революционера, если бы ему представилась возможность переспать с ней. Похоже, Че тоже едва удерживался от искушения, поскольку в конце концов повернулся к своему товарищу и прошептал: «Найди предлог вытащить меня отсюда, а то я погиб».