Змеи двинулись. Часть их бросилась бегом, и армия выстроилась изогнутыми рядами примерно напротив каждой из лестниц — словно морская тварь протянула щупальца.

— Ну ладно, готовимся, — заявил Ульф.

Мы и остальные встали на стене. Главным образом здесь были люди со знаками древа на туниках, но я видел и кирененцев, и обычных мореходов в простых кафтанах и со своими собственными панцирями. У всех были арбалеты и те деревянные гастра-что-то-там, натягиваемые о стену, которые Фьольсфинн выдумал как оружие для горожан.

Змеи двинулись с криками, прикрываясь щитами, и принялись подниматься наверх, вместе со стволами, что двигались рядом с ними.

— Ждем, — сказал Ульф.

— Пока они низко, достаточно плюнуть, чтоб продырявить щит, — сказал Грюнальди.

— Я не затем позволил им построить эти кретинские лестницы, чтобы они ими воспользовались, — ответил загадочно Ульф. — Гонец, ко мне. Готовить жарницы.

Гонец вскочил на лошадку и погнал на другую сторону стены. Ульф смотрел на карабкающихся Змеев и принялся посвистывать.

Сперва это были крохотные фигурки, ползущие в конце дороги из переплетенных стволов. Крохотные, словно муравьи. Но скоро мы уже видели знак Танцующих Змеев на щитах, яростные лица под шлемами, а потом услышали и сопение, когда они судорожно хватались за ветки, слышали скрип ремней и лязг панцирей.

— Ждать, — снова повторил Ульф, потому мы ждали.

На лестнице подо мной один из взбирающихся вдруг потерял равновесие и полетел — в тишине — вниз. Он не кричал, я слышал только шум воздуха, когда он падал, а летел он добрых пять ударов сердца, прежде чем разбил голову о склон и закувыркался, а потом пал на скалы с мокрым ударом, который я услышал и наверху.

Наконец они оказались так близко, что я видел глаза того, что карабкался первым: первым из колонны людей, взбирающихся по сцепленным стволам. Может, ткнуть его копьем я бы и не смог, но уж длинной пехотной пики наверняка было бы достаточно.

— Ну ладно, — решился наконец Ульф. — Труби.

Грюнальди пожал плечами и задудел в рог.

Слева по стене, на бастионе, двое людей перерезали веревку, и большой каменный противовес ушел в штольню внутрь горы, натянув канат, переброшенный через большой блок. Тот дернул за цепь, протянутую вдоль стены, прицепленную к маятнику — большому окованному тарану, вытесанному из толстого бревна с торчащей наискось косой, подвешенному еще на одном канате, который был протянут сквозь заушины на хребте. Маятник полетел вдоль стены с жутким визгом и грохотом, от каната поднимался дым, а таран цеплялся по очереди за все лестницы, опрокидывая их набок, ломая и сбрасывая вниз с треском разлетающегося дерева и грохотом бревен. Вниз по склону посыпался дождь толстых щепок, камней и отскакивающих от стены тел.

А потом наступила тишина, только от подножия поднималась пыль, заслоняя картину окровавленных останков. Перед горой тел стояли новые воины, ждущие доступа к лестницам, и смотрели вверх, задравши головы, а потом Змеи издали рык ярости.

— Стрелять в них, — приказал Ульф. — Из всего.

Мы стреляли в стоящих и орущих, в трупы, скатившиеся к подножью горы, мы стреляли куда попало. Над нашими головами проносились снаряды и распадались тучами камней.

Они падали, расталкивали друг друга и пытались сойти с пути летящих валунов. Это был хаос, а вересковую пустошь у подножия горы устлали тела. Со склона скатывались, как водопады, обломки камней. Вставал грохот и поднимались тучи пыли.

Ульф оглушительно свистнул сквозь зубы и кивнул одному из баллистников. Вдвоем они ввели железный кол сквозь проушину под нашими ногами и отодвинули каменную плиту, открывая дыру, ведущую вниз: казалось, какой-то колодец. Влили туда две бочки драконьего масла, а потом дернули за рычаг. Каменный шар размером с дыню покатился по желобу и упал в колодец, а потом исчез. Я выглянул за парапет стены, поскольку было мне интересно, что все это значит, а у подножия горы раздался грохот, оттуда плоско выстрелила сперва туча пыли, а потом длинная — на выстрел из лука — струя пламени «драконьего масла», ударив прямо в группу Змеев. Те кинулись во все стороны, покрытые пламенем, но я удивился, что они не кричат.

— Еще две, всухую, — сказал Ульф. Баллистник дважды перебросил рычаг, и еще два шара исчезли в отверстии, один за другим, а через несколько мгновений ударили из нижнего отверстия, полого полетев над пустошами и сметая все на пути.

Когда пыль опала, вересковые пустоши пылали, а повсюду лежали тела.

Башня продолжала расти, позвякивая и скрежеща, теперь на вершине ее куски железа складывались во что-то округлое, выпускавшее из себя новые части, выступающие в нашу сторону. Выглядело, будто это какая-то осадная башня или нечто подобное, но созданная именами богов.

Позади, за пределом действия наших машин, стояли квадраты Змеев, которые до сих пор не принимали участия в атаке. Но теперь они начали перемещаться, а потом вперед двинулась кавалерия, окружившая тех коренастых жестяных тварей, которых Ульф называл «крабами», и погнала их в атаку.

На этот раз не на стену, а на осыпь, где мы заблокировали тропу. Было видно, как они идут, звеня броней, качаясь из стороны в сторону, словно настоящие крабы.

— Батарее: пусть готовят бочки, — приказал Ульф. — Натяжение до первой зарубки.

Я отыграл сигнал, а потом мы снова ждали, а крабы приближались, Всадники гнали их на осыпь, а сами держались позади, на безопасном расстоянии.

— Залп! — скомандовал Нитй’сефни.

Снаряды вылетели над хребтом, пронеслись над нашими головами и разбились один за другим в группе карабкающихся на камни крабов, разбрасывая во все стороны едва видное облачко какой-то пыли. Кроме того, некоторые крабы попадали, и, возможно, что в них попали бочки или осколки и они получили какие-то раны. Потом некоторое время ничего не происходило.

А потом вдруг все они сразу начали метаться, словно ошалевшие, издавая жуткий вой, скатываясь по склонам и рубя вокруг кривыми саблями, что были у них вместо рук.

— Не знаю названия, — сказал Ульф. — Но это насекомые размером с палец, очень жалящие. А теперь они по-настоящему злые.

Внизу воцарился хаос: всадники пустились галопом вдоль фронта, несколько на всем скаку свалились с седел, кони мчались с диким ржанием, а крабы превратились в стадо, мечущееся вслепую. А потом случилось нечто странное. Крабы начали переворачиваться, и казалось, что они умирают. Валились один за другим, звеня латами, подгибали ноги и замирали. А потом принялись открываться, словно брошенные в кипяток раковины, показывая синие внутренности, сверкающие от слизи. И они расступались, освобождая худые и бледные мелкие тела. Которые неловко расползались во все стороны.

Внутри были дети.

Я был сыт этим по горло. Сыт я был Деющими и миром, в котором войны ведутся таким вот образом. Я просто пережил слишком много жестокости и слишком много безумия. Потому-то мой дед и окружил урочища стражей, и потому приказывал убивать за использование имен богов.