стычка где-то на окраине города» – подумал я: – «Это не к добру, нужно быстрее уходить отсюда!»

– …и будьте предельно осторожны» – договорил я незаконченную фразу. После чего мы тихо разбрелись и стали быстро сворачивать лагерь.

К счастью на сборы нам понадобилась меньше трех часов, так как некоторые из моих людей успели сбежать, забрав свои вещи с собой, а почти все серьезно раненные умерли в эту ночь, и их вещи остались бесхозными, что заметно сократило нам время. В данном случае это хорошо, ибо звуки боев, все не утихали, и мало того количество звуков откуда они исходили, только увеличивались, и скоро к ним даже присоединились разрывы танковых снарядов. И хоть бои происходили на достаточно далеком расстояний от нас, но никто не мог гарантировать, что они не перенесутся на более близкую к нам территорию.

«Похоже, немецкая армия, начинает подтягивать свои силы к городу. И сейчас прощупывает оборону советов» – предположил я: – «Как бы нам не попасться под горячую руку»

К тому времени, когда мы окончательно собрались и выдвинулись в путь, звуки боев были слышны сразу с нескольких сторон одновременно. Звуки пальбы и крики солдат заглушали все вокруг, разрывы гранат и минометных снарядов сотрясали деревья, запах гари и пороха, дымным слоем окутывал весь лес.

Это не могло сказаться на состоянии моих людей, они находились в жутком напряжении и постоянно озирались по сторонам, шарахаясь от любого шороха. Я и сам был на стороже, ведь, несмотря на то, что мы были скрыты лесной чащей. Моих людей было достаточно много чтобы при детальном рассмотрений, нас можно было легко разглядеть. Потому мы старались двигаться как можно тише и аккуратнее, и держаться как подальше от тех мест, откуда были слышны бои.

Конечно, мы понимали, что все въезды в город, сейчас оцеплены советскими военными и на всех дорогах стояли заставы, и потому выходить из леса, сейчас было бы неразумно. К счастью среди моих людей нашлось парочка местных заядлых грибников, что исходило немало троп в этих лесах. И им было известно несколько неприметных тропинок, по которым можно было бы незаметно пройти в город, не покидая столь удобного лесного прикрытия.

Вскоре мы уяснили, что в похождении по зимнему лесу, тоже были свои недостатки, в особенности сугробы, которые здесь достигали порой гигантских размеров, из-за чего мы порой проваливались в них по пояс, и сильно замедляло наше передвижение, а вкупе с холмистой местностью, это создавала для нас почти непреодолимые препятствия. Из-за этого уже в середине пути мы изрядно устали от этих трудных подъёмов в гору и в дальнейшем старались избегать слишком высоких холмов, считая, что гораздо легче было бы их просто обойти по низине, хоть это и занимало больше времени.

И в какой-то момент мы настолько увлеклись обхождением этих препятствий, что совсем не заметили, как подошли совсем близко к месту очередных боев. Нам повезло, что к нашему появлению бой в этой части леса уже закончился, и перед нами предстало зрелище пустынной снежной поляны, усеянное трупами солдат, черными разрывами от гранат, расстрелянными гильзами, а также десятком горящих или взорванных танков.

– Господи! – в шоке выговорил Бурмистров.

– Знатная бойня, тут произошла – саркастично выговорил Гаршин, хотя даже в его голосе я чувствовал, что он был поражен не меньше нашего.

– Большинство трупов и танков, принадлежат советским солдатам. Похоже, что они держали здесь оборону, не давая немцам войти в город через лес – заключил я.

– И по итогу все погибли – с печалью произнес Бурмистров – Настоящие герои!

– Ну, дрались они достойно, это однозначно – сказал Гаршин, с присущей ему дерзостью.

А вот Королев с его заядлыми дружками, так не считали. Точнее им было наплевать. Так как, едва завидев это жуткое зрелище, они тут же разбежались по всей поляне и принялись обирать мертвые тела.

– Вы бы проявили бы, хоть каплю уважения – осуждающе сказал Бурмистров.

– Мы и проявляем, избавляя их от всего ненужного. Чтобы им на том свете было полегче – ответил мне Королев, копошащийся в карманах какого-то убитого красноармейца.

Бурмистров презрительно фыркнув, и вопросительно посмотрел на меня.

– Может, мы должны с этим что-нибудь сделать? – спросил он.

Я не стал ему ничего отвечать, у меня не было на то, ни сил, ни желания. Да, я испытывал глубокое отвращение к поведению этих людей, но понимал что если сейчас начну им мешать, это может привезти нас к очередному конфликту, а их на сегодня уже было и без того достаточно. Обстановка в нашей группе сейчас и так была напряженной, не хватало еще начинать сориться из-за мертвецов.

Но все же мне претило то, с каким остервенеем, эти коршуны обирали их трупы, искреннее радуясь какой-нибудь фляжке со спиртным, найденным у молодого советского солдата или же красивым часам снятых с окровавленной руки очередного немца. И дело было даже не в том, что я был таким мягкосердечным и это как-то задевало мои моральные чувства, лично я, не испытывал особой жалости к этим солдатам. В моих глазах они были всего лишь послушными псами, что сражались за идеологию своего государство. И хотя я всегда преклонялся перед людьми, которые готовы были сражаться и умирать ради своей идеи, но только лишь когда эти идеи были их собственными. Что нацизм, что социализм были навязаны этим людям, сделав их, по сути, рабами своих идеологий. И не то чтобы я видел в этом что-то плохое, так как подобной пропагандой будет заниматься любое даже самое «свободное» государство, но просто глупо тогда оплакивать людей которые изначально были взращены, лишь для того чтобы погибнуть за эти идеалы. Они просто исполнили свою функцию, свое высшее предназначение, и будь я таким же, то только бы за них порадовался. Но я таким не являюсь, я не хочу нести всю свою жизнь, груз какой-то чужой идеи, чужих стремлений. Нет, я тоже готов умереть за свои стремления и идеалы, но не так как эти люди. Я хотел бы умереть как Коперник, как Галилей, как Жанна д’Арк, Махатма Ганди, апостол Петр или же сам Иисус Христос. В долгой упорной борьбе за то во что я сам верю. Показав своим врагам и всему миру, что несмотря на все тяготы и мучения, ты не сдался, не преклонился перед общепринятыми понятиями и взглядами, и твои взгляды и идеи действительно достойны того чтобы за ними следовать.

Но даже будучи рабами чужих идеи, эти люди вызывали у меня куда больше