праздником, если основа этой несомненной собственности укрепится под нашими ногами после того, как на протяжении нескольких дней ее кровля шаталась над нами и грозила обрушиться на наши головы»[1358]. Лишь в последующем письме Гёте осмеливается упомянуть еще об одной новости, также связанной с обуржуазиванием его жизни: в отсутствие герцога он женился на Кристиане Вульпиус. Ему, безусловно, следовало посвятить герцога в это свое решение сразу – не только потому, что оно касалось двора и высшего веймарского общества, но и потому, что они как-никак были друзьями. Гёте все это понимал, что нетрудно заметить по тому, с какой ловкостью он подает новость об уже случившейся свадьбе в письме от 25 декабря 1806 года. Он поздравляет герцога с рождением сына, которого подарила ему его содержанка, актриса Каролина Ягеманн, и плавно переводит разговор на Августа – своего собственного, до сих пор внебрачного сына, таким образом обеспечивая элегантный переход к главной теме письма: «Он все еще остается славным малым, и я мог понадеяться на согласие Вашей светлости, когда в наиболее тревожные минуты через узы законного брака подарил ему отца и мать, как он того уже давно заслуживал. Когда рвутся старые связи, невольно возвращаешься к домашнему кругу, впрочем, сейчас вообще хочется обратить свой взор внутрь и никуда более»[1359].

После стремительного, если не сказать скоропалительного, решения о свадьбе в невероятной спешке проходит и само венчание. 17 октября, когда ужасы первых дней войны остаются позади, Гёте пишет придворному пастору Гюнтеру: «В эти дни и ночи во мне окончательно созрело давнишнее мое намерение: я хочу вполне и публично признать своей женой маленькую мою подругу, которая так много для меня сделала и которая и в эти часы испытаний была со мной»[1360]. Гёте просит провести венчание как можно скорее и без огласки. Через два дня Гёте и Кристиана обвенчались. Свидетелями бракосочетания были сын Август и его воспитатель Ример. Верный друг Фойгт, оставаясь в тени, позаботился об улаживании бюрократических трудностей. Никакого праздника не было – в тот же день Гёте отправился ко двору, разумеется, без Кристианы. Там он имеет дело главным образом с французскими офицерами, поскольку официально Веймаром теперь управляет французская военная администрация. Лишь однажды Кристиане позволено было сопровождать его в обществе – во время посещения Иоганны Шопенгауэр, недавно поселившейся в Веймаре. Он «представил мне свою жену», пишет она своему сыну Артуру, «и я приняла ее так, как будто бы и не знала, кем она была прежде. Я думаю, если Гёте дал ей свое имя, мы вполне можем дать ей чашку чая»[1361]. Этот акт терпимости и свободомыслия пошел на пользу ее салону: Гёте стал часто бывать у нее, а за ним потянулись и другие местные знаменитости. В этом доме Гёте особенно приветлив и дружелюбен; он усаживается в уголке, рисует, читает вслух, декламирует и время от времени устраивает с дамами сеансы хорового пения. Обо всем этом Иоганна с гордостью сообщает своему сыну Артуру, который ужасно завидует матери – вероятно, не столько в связи с совместным пением, сколько из-за возможности послушать самого Гёте.

Итак, отныне Гёте состоит в законном браке. В письмах друзьям и знакомым, где он подводит итог пережитым страшным дням войны, о бракосочетании нет ни слова. Зато газетчики поспешили сообщить эту новость своим читателям, причем некоторые сделали это в довольно оскорбительной манере. Так, в популярной «Альгемайне цайтунг» 24 ноября 1806 года можно было прочесть: «Под грохот канонады Гёте обвенчался со своей давней экономкой мадмуазель Вульпиус: стало быть, ей одной достался выигрышный билет, тогда как тысячи других вытянули несчастливые билеты и пали на поле боя»[1362]. Гёте был вне себя от ярости. Издателю Котте, которому принадлежала газета, он написал длинное гневное письмо, но, поразмыслив, решил его не отправлять, ограничившись короткой запиской, где говорилось, что он чувствует, что с ним «обошлись крайне непристойным, неподобающим образом». Он не хотел разрывать дружеские отношения с Коттой, тем более что между ними уже существовала договоренность об издании еще одного собрания сочинений на очень выгодных для Гёте условиях. Поэтому заканчивается это короткое письмо самыми любезными выражениями: «Если Вы в полной мере чувствуете красоту наших с Вами отношений, то положите конец этой недостойной болтовне, способной очень быстро разрушить взаимное доверие»[1363].

К переменам, связанным с крушением прежнего общественного порядка, помимо упорядочивания имущественных отношений и бракосочетания, относится также новое самоосознание себя как писателя. Теперь еще сильнее, чем прежде, Гёте ощущает себя профессиональным литератором. «В часы наибольшей опасности, когда мы боялись потерять все, самым мучительным был страх потерять мои записи, так что отныне я отдаю в печать все, что только выходит из-под пера»[1364]. С этого момента он и в самом деле гораздо меньше раздумывает, прежде чем расстаться со своими рукописями. «Учение о цвете» он отправляет в типографию еще до того, как написана последняя глава. «Избирательное сродство», изначально задуманное как вставная новелла в рамках романа «Годы странствий», он торопится опубликовать как отдельный роман – прежде такое невозможно было себе даже представить!

Современники не могли не удивляться, как быстро Гёте приспособился к новым порядкам, – с точки зрения патриотов и противников наполеоновской власти, безусловно, даже слишком быстро. Они злились на Гёте, убеждавшего их, что более сильному и великому противнику нельзя не подчиниться, а кто не желает этого понимать, в том говорит лишь «по-детски эгоистичный дух противоречия». «Стремление к свободе и любовь к отечеству, почерпнутые у классиков, у большинства современных людей превращаются в гримасу», – говорит он Римеру, который аккуратно записывает эти слова, равно как и пренебрежительное высказывание о «профессорской гордости»[1365] – абсолютно смехотворной уже хотя бы потому, что основана она лишь на книжных знаниях. Вместо того чтобы попусту тратить силы в бесплодном оппозиционерстве, следовало бы «ревностно охранять неприкосновенный и до сих пор нетронутый палладиум нашей литературы». На этом пути можно чего-то достичь и не позволить «тому, в чьих руках сейчас находится судьба Германии, потерять уважение, завоеванное нами благодаря духовному превосходству»[1366].

От уважения Наполеона на самом деле многое зависело – судьба Веймарского герцогства висела на волоске. Наполеон был крайне разозлен, узнав, что герцог встал на сторону Пруссии, и хотел его наказать. В конечном итоге он, однако, отказался от планов мести, предполагавших раздел территории и исчезновение герцогства с карты земли – скорее всего, в первую очередь ввиду родственных связей герцога с русским царем, сестра которого была