Помните ли вы какие-нибудь из высказанных ею соображений?

O да. Иногда я готовил вопросы заранее. Ехал в Нью-Йорк и думал: так, хорошо, что же я сегодня спрошу у нее? После чего у меня сам собой возникал вопрос на основе того, что я недавно читал и о чем думал. И вот я спросил ее: что вы думаете по поводу того, что двусмысленность представляет собой сущность искусства… о том, что искусство питается двусмысленностью, не может существовать без двусмысленности? — «Это абсолютно неправильно! — сказала она. — Совершенно неправильно. Никакой двусмысленности быть не может. Существует объективное и правильное решение проблемы искусства, как и любой другой проблемы, так что двусмысленность можно выбросить за окно, из-за ее иррационального аспекта», после чего обратилась к рассуждениям насчет иррационального.

Я кое-что почерпнул из наших разговоров, о чем сказал позже, когда представлял ее перед лекцией: к какой бы части философии вы ни обратились, вы всегда обнаружите, что эта женщина уже побывала здесь раньше вас. Идеи этих философов, она посещала эти идеи.

Вы хотите сказать, что она знала и понимала идеи этих философов?

O да.

Почему она захотела читать лекцию в Вест-Пойнте?

Она сказала мне, что не так часто делает подробные вещи. Однако, мне кажется, одной из причин, побудивших ее потратить на меня столько времени, было то, что она увидела во мне человека, стоящего ее трудов, поскольку она познакомилась с содержанием курса, который я организовал и читал кадетам, и она понимала, что раз я сумел сделать это, то, наверно, со мной стоит и поговорить. Я был польщен — и почтен — тем, что провел в ее обществе за разговором так много времени, быть может, десять, пятнадцать или даже двадцать часов, удивительных для меня.

Мне кажется, что она испытывала аналогичные чувства в отношении кадетов и прочих сотрудников Вест-Пойнта. Она видела в своей лекции превосходную возможность лично представить свои идеи большой группе людей, к которым она относилась с очень большим уважением. Должен сказать, и она сама говорила мне, что высоко ставит профессиональных военных. Я не совсем понимаю, почему у нее сложилось подобное мнение, поскольку жизнь офицера во многом противоречит некоторым из ее принципов, — во всяком случае, с моей точки зрения. Но в любом случае, она радовалась нашему общению и усматривала в нем свой собственный интерес.

Что доставляло вам особое удовольствие в разговорах с ней?

Я получил возможность познакомиться с тем, как работает ум первоклассного мыслителя. Кроме того, я мог слышать, как она рассказывает, к примеру, о Канте, как она критикует его, и сравнивать ее мнение с собственным. Эта возможность казалась мне чрезвычайно интересной, и поэтому я не стремился много говорить, но старательно слушал. Не знаю, что извлекала она из наших бесед, однако я был в большом плюсе.

Вам запомнились какие-нибудь другие подробности ваших бесед или просто забавные ситуации?

Бог мой, конечно. Вот один из случаев, показавшийся мне интересным. Кажется, в Атланте есть такой эпизод, когда она описывает двоих беседующих в темноте людей, причем они курят сигареты и жестикулируют по ходу разговора, так что огоньки сигарет выписывают замысловатые траектории, образуя своеобразный аккомпанемент беседе. Я всегда считал эту сцену превосходной. И вот однажды вечером мы сидели в ее квартире, тени росли, становилось все темней и темнее, она сидела на диване спиной к окну, и я видел только ее силуэт и огонек сигареты, которой она размахивала во время разговора. То есть, по сути дела, я оказался участником той самой сценки, которую она описала в книге. Я оценил ситуацию: она решала вселенские проблемы, а я вовремя оказался рядом.

Встречались ли вы с ее мужем, Фрэнком О’Коннором?

Встречался. Мы втроем — она, я и Фрэнк O’Коннор — ужинали в ресторане «21». Я никогда не бывал в заведении подобного класса. То есть это было просто вау!..

Мы приехали, вышли из машины на тротуар, тут дверь растворяется, и мы слышим: «Добрый вечер, мисс Рэнд, как вам нравится сегодняшний вечер?» После чего нас проводят наверх к столикам, усаживают и подают весьма недурные блюда. К сожалению, застольный разговор выпал из моей памяти, однако я получил великолепную возможность, и он оказался очень интересным и обаятельным человеком, и его общество было приятным.

Я видел его произведения. Будучи в ее квартире, я попросил: «Расскажите мне об этой картине», и она ответила: «Это работа Фрэнка», и это была прекрасная картина: сочная палитра, яркие краски, зеленые, голубые, как в Средиземноморье, и четкие жесткие контуры. Она показалась мне очень красивой, запоминающейся и произвела на меня сильное впечатление.

Какие-нибудь ее слова или идеи изменили ваши представления о жизни или преподавательской работе?

Нет, я бы так не сказал, главным образом потому, что позиции наши по философским вопросам совпадали настолько, что ей не в чем было уговаривать меня. Для меня это было очень важно, потому что это я устраивал ее посещение нашей академии. В этой связи я должен сказать, что существовала еще одна важная для меня причина пригласить ее: я располагал средствами, позволявшими мне каждый семестр приглашать со стороны всего двоих лекторов. И я любил заниматься поисками. И найти для своих кадетов настоящего художника, настоящего ученого или подлинного философа, человека, действительно творившего такие вещи, о которых мы читаем в учебниках. Иными словами, пару Айн Рэнд в том семестре составлял Лорен Айзли[341], выдающийся палеонтолог, прекрасный поэт и прозаик… он заинтересовал меня тем, что соединял в себе искусство и науку. И вот Айн Рэнд. И одна из причин моего огромного интереса к ней заключалась в том, что она была настоящим философом и могла со знанием дела рассказать о философии многих присутствующих в словнике персоналий.

Давайте перейдем к ее прибытию в Вест-Пойнт. Как она приехала к вам?

Мы предлагали прислать за ней седан, но она отказалась: нет, вместе со мной собираются приехать еще несколько человек, так что доберемся сами. Она остановилась в отеле «Тайер»[342], располагающем военной бронью. Я встретил ее в отеле.

Мне кажется, что в Вест-Пойнте вместе с ней и еще несколькими спутниками побывали Леонард Пейкофф и его жена Сьюзен. Мы устроили Айн Рэнд экскурсию по академии, и я приставил к ней двоих работавших в моем подчинении офицеров, чтобы они провожали ее туда и сюда и пообщались с ней, особенно Келли Уимса, потому что это было особенно важно для него. Он восхищался ею, и я пригласил ее, в том числе и из-за него.