Последние заявления Орика пришлись вождям куда больше по душе; они заулыбались, закивали, а Хавард даже захлопал в ладоши.

— А теперь обратимся к нынешней ситуации, — продолжал Орик. — Гальбаторикс обретает все большую власть и силу. Все народы Алагейзии тщетно стараются не подпасть под зависимость от него, под его пяту. Он теперь обладает столь невероятным могуществом, что единственная причина, в силу которой мы еще не превратились в его рабов, заключается в том, что пока он просто не удосужился прилететь сюда на своем черном драконе и атаковать нас прямо в лоб. Если бы он это сделал, мы пали бы перед ним, точно трава под натиском лавины. К счастью, он пока, как мне кажется, выжидает, надеясь, что мы сами разобьем себе лоб о ворота его цитадели в Урубаене. А теперь мне хотелось бы вам напомнить: до того, как Эрагон и Сапфира приземлились у нашего порога, мокрые, грязные, по пятам преследуемые злобно воющими куллами, наша единственная надежда на победу над Гальбаториксом заключалась в том, что, может быть, где-то далеко от нас вылупится из яйца Сапфира, выбрав себе некоего, неизвестного нам Всадника, и вместе они — если, конечно, всем нам повезет чуть больше, чем игроку, выбросившему выигрышную комбинацию костей, — сумеют все же одолеть Гальбаторикса. Надежда? Ха! Но теперь у нас не осталось даже этой надежды. Когда Эрагон впервые попал сюда, многие кнурлан, включая меня самого, разочарованно повторяли: «Да он же всего лишь мальчишка! Уж лучше новым Всадником стал бы эльф!» И что же? Пожалуйста, именно Эрагон доказал, что они с Сапфирой и есть реальное воплощение всех наших надежд! Именно Эрагон сразил в поединке Дурзу и помог нам спасти наш любимый Тронжхайм. Мало того, Сапфира пообещала нам восстановить Звездную Розу в ее первозданном великолепии. Мало того, во время битвы на Пылающих Равнинах Эрагону удалось обратить в бегство Муртага и его дракона Торна, благодаря чему мы и одержали победу в этом сражении. Да сами посмотрите на него! Он и сам стал похож на эльфа, и эльфы благодаря своей невероятной магии сделали его столь же сильным, быстрым и ловким, как и весь их народ.

Орик поднял палец, требуя особого внимания к своим словам.

— Но и это еще не все. Наш король Хротгар в мудрости своей совершил то, чего не делал ни один король или грим-стборитх: он предложил принять Эрагона в Дургримст Ингеитум и сделал его своим приемным сыном, полноправным членом своей семьи. Кстати, Эрагон отнюдь не обязан был принимать предложение Хротгара. Он прекрасно сознавал, что многие семьи клана Ингеитум настроены против него, да и многие кнурлан вообще отнесутся к этому крайне неодобрительно. И тем не менее, несмотря на все это, несмотря на то, что он уже был связан клятвой верности Насуаде, Эрагон принял дар Хротгара, хоть и понимал, как сильно это осложнит ему жизнь. Как он сам говорил мне, он принес клятву на Сердце Камня, потому что считал себя отчасти ответственным за судьбы всех народов Алагейзии, потому что судьба кнурлан была ему особенно небезразлична, ибо именно мы — по воле Хротгара — оказали им с Сапфирой столь высокую честь. И вот благодаря гениальной идее Хротгара последний истинный Всадник Алагейзии, в котором воплотилась наша единственная надежда одолеть Гальбаторикса, по собственной воле решил стать настоящим кнурла — и он им стал, не являясь нам родным разве что по крови. С тех пор Эрагон подчиняется нашим законам, следует нашим традициям и, насколько мне известно, пользуется любой возможностью, чтобы узнать как можно больше о нашей истории и культуре, дабы иметь возможность с честью отстаивать наши интересы. Когда Хротгар пал, сраженный предателем Муртагом, Эрагон, как член Дургримст Ингеитум, поклялся мне всеми камнями Алагейзии, что отомстит за смерть нашего славного короля. Он всегда оказывал мне должное уважение и подчинялся мне как своему гримстборитху, и я горжусь тем, что он — мой названый брат.

Эрагон боялся поднять глаза; щеки его и кончики ушей так и пылали. Он был чрезвычайно смущен всеми этими похвалами. Уж лучше бы Орик поменьше разглагольствовал на эту тему, думал он, иначе только осложнит сложившуюся ситуацию.

А Орик, раскинув в стороны руки и словно пытаясь обнять всех вождей сразу, воскликнул:

— Если мы когда-то и хотели получить своего Всадника, то получили его в лице Эрагона! Он с нами! И он поистине могуч! И готов взять под защиту весь наш народ, чего никогда не делал ни один Всадник! — Орик опустил руки, чувствуя, что пора несколько умерить свой пыл, и заговорил теперь так тихо, что Эрагону пришлось напрягать слух, чтобы его расслышать. — И чем же мы ответили на его дружбу? Шутками и насмешками? Пренебрежением? Неприкрытой ненавистью? О, мы поистине неблагодарная раса, вот что я вам скажу! И память у нас чересчур длинная, так что добром это для нас не кончится. Среди нас нашлись даже такие, кто настолько переполнен кипящей ненавистью, что прибегнул к насилию, лишь бы утолить свою жажду мести. Вероятно, эти кнурлан по-прежнему считают, что действуют во благо нашего народа, но в таком случае мозги их совсем протухли и заплесневели, точно забытый в кладовке кусок сыра! Иначе я просто не могу объяснить, зачем им было покушаться на жизнь Эрагона!

И без того внимательно слушавшие его вожди кланов так и замерли, услышав эти слова. Теперь они прямо-таки не сводили глаз с лица Орика. Напряжение в зале было столь велико, что даже толстый гримстборитх Фреовин отложил в сторону наполовину законченную фигурку ворона и, скрестив руки над жирным брюхом, весь обратился в слух, став похожим на статую одного из почитаемых гномами каменных богов.

В зале царила полная тишина, пока Орик рассказывал совету вождей о том, как семеро одетых в черное гномов напали на Эрагона и его охранников в нижних туннелях Тронжхайма. Не забыл он упомянуть и о сплетенном из конского волоса браслете с аметистовыми кабошонами, который телохранители Эрагона обнаружили на одном из трупов.

— Только не вздумайте приписывать это нападение представителям моего клана! Я считаю подобную улику лишенной оснований! — вскричал Вермунд, вскакивая на ноги. — Такое украшение на любом рынке можно купить!

— Тут ты прав, Вермунд, — спокойно сказал Орик, поклонился ему и тут же продолжил совершенно бесстрастным тоном излагать собравшимся то, о чем рассказал прошлой ночью Эрагону: как его люди выяснили в Далгоне происхождение тех странных сверкающих кинжалов, которыми были вооружены убийцы и которые оказались выкованными знаменитым кузнецом Кифной; как они узнали, что гном, купивший эти кинжалы, сразу же переправил их в один из городов-крепостей клана Аз Свельдн рак Ангуин.

Вермунд, изрыгая проклятия, снова вскочил на ноги:

— Эти кинжалы, может, никогда и не попадали ни в один из наших городов! А даже если и попали, что с того? За нашими крепостными стенами проживает множество кнурлан из других кланов, как и в Брегане, к примеру. Это еще ничего не значит! Ты бы все-таки думал, что говоришь, гримстборитх Орик, и будь поосторожней, а не швыряйся всякими безосновательными обвинениями в адрес моего клана!

— Я придерживался того же мнения, гримстборитх Вермунд, — ответил Орик. — А потому прошлой ночью мы вместе с моими магами тщательно проследили путь убийц — сперва в их логово, а затем к месту преступления, совершенного ими на двенадцатом уровне Тронжхайма. К тому же мы захватили в плен троих кнурлан, прятавшихся там в пыльной полузабытой пещерке. Мы проникли в мысли двоих из этих кнурлан и узнали, что именно они готовили убийц к нападению, укрывали их и кормили. А также, — тут в хрипловатом голосе Орика послышалась угроза, — мы выяснили имя их хозяина. Твое имя, гримстборитх Вермунд! И я во всеуслышание объявляю тебя убийцей и клятвопреступником! Я объявляю тебя врагом клана Дургримст Ингеитум! Я объявляю тебя предателем нашего народа, ибо именно ты и твои подручные пытались убить Эрагона!