Да, теперь или никогда она сбежит от всех.

От барона. От графа. От человека-яйца. От Пари. От Эроп. От всех.

От себя. От себя, от той, кого зовут Мадлен.

Она не может больше в этой гладкой, выхоленной, красивой шкуре.

Денег ей не заработать таких, чтобы им всем отомстить. Она не вписалась в когорту владык. Она может позволить себе лишь роскошь жить так, как она хочет.

Она хочет жить с Князем. И больше ничего.

Стой, Мадлен! Не обманываешь ли ты сама себя?! Не привыкла ли ты к богатству, что тебя окружает… вдруг ты не сможешь без него, как рыбы не могут без воды, как птицы — без воздуха и неба?! Вдруг ты задохнешься от отвращения к бедности, к ужасу жизни в Рус, куда вы вернетесь с Князем?! Говорят, там страшно. Говорят… она не знает, правда, все это слухи… что в Рус людей морят, как мух, сажают в застенки, в изобилии возведенные по всем просторам, расстреливают, мучают… и неслышный стон, доносящийся из недр Рус, слышно далеко по миру?!.. Вас схватят. Посадят за решетку. Начнут мучить, пытать. Дыба… железные крючья… щипцы… колодки… Ничто не изменилось. Уж лучше пулю в лоб. Сразу.

Да, отлично, она вспомнила про пулю. Смит-вессон. Где он. Она тщательно запрятала его, чтобы граф нипочем не отыскал.

Она встала с дивана и, неумытая, нетвердой походкой подошла к портрету инфанты. Запустила руку за холст. Изнанка холста. Позолота сотрется, свиная кожа остается — вспомнила она слова старинной песенки Эроп. Все на свете имеет изнанку. А их любовь с Князем? Она нашарила пальцами маленький револьвер, аккуратно положенный на подрамник изнутри. Засунула за пазуху. Она поедет к Князю в этом платье. Коротком — на виду все бедра. Наглом. Вызывающе возбуждающем. В котором танцевала в Красной Мельнице. Пусть он увидит ее такую. Он любит ее любую. Молодую. Старую. Порочную. Святую. Опустившуюся на дно жизни. Если б она притащилась к нему в песи, парше, покрытая язвами и коростой проказы, жалко протягивая дрожащую бессильную руку, и лишь глаза, лишь ее синие глаза… о, и тогда он бы не оттолкнул ее. Он прижал бы ее к себе. Омыл бы. Плакал бы над язвами ее. Залечивал их. Благословлял.

Шофер, прибывший за ней, чтобы везти ее к Князю, терпеливо ждал в прихожей, задремывая в глубоком мягком кресле.

— Вы собрались?..

О да. Она собралась. А ей и собирать-то нечего. Она собралась в последний раз. Она удирает из этого Дома, как из всех Домов, где на время давали ей на Чужбине приют. Она показывает Чужбине дулю. Она всадит в Чужбину пулю. Она…

— Вы так… налегке?..

Я ничего не буду брать с собой, мальчик. Все свое ношу с собой. Знаешь древнюю мудрость Эроп? Где мое авто?.. Прощай, мое авто, все равно ты было не мое. И водить машину я так и не научилась. Где ты, рыжий мой шофер, ронский парень. На каких небесах.

Они выбежали из особняка. Вечер был ветреный, холодный. Крупные звезды сверкали в лабрадоре февральского неба между лохмотьев оголтело несущихся по ветру туч.

— Куда едем, мадмуазель?..

— Рю Делакруа.

Мальчик безмолвно крутанул руль. Авто плавно снялось с места.

Они неслись мимо фонтанов и аббатств; мимо секс-магазинов и уютных patisserie; мимо бульварных фонарей и шикарных ателье; мимо лотков букинистов на набережной холодной Зеленоглазой и ночлежек для бедняков; мимо правительственных резиденций и заштатных галерей, где холсты были выставлены в вечерних витринах, как колбасы или ветчина. Все съедят, только выставляй. Пари — жадная утроба. Прорва. Он всегда хочет жрать. И дающие ему, кладущие в его пасть не переведутся: не оскудеет рука Божья, кидающая людские дрова в топку Пари.

Прощайся, Мадлен. Что ж ты не прощаешься:

Он тебя еще помучит, Пари. Он тебя так скоро не отпустит.

Мальчик мчал как угорелый. Деньги у нее в сумочке с собой? С собой. Револьвер? За пазухой. У нее твердый корсаж. И смит-вессон лежит под левой грудью. Сосок ощущает холодок металла. О, это очень дразнящее ощущение. А если он случайно выстрелит, Мадлен? Значит, туда тебе и дорога. Такая судьба. У каждого судьба своя.

— Приехали! Это недалеко. За углом. Мне не велено останавливать машину около дома клиента.

— Спасибо, ты хороший мальчик.

— Ждать вас здесь, мадмуазель?..

— Не надо. Я пробуду здесь всю ночь. А может, и день. Это нужно для дела. — Она очаровательно улыбнулась извозчику. — Езжай. Передай барону привет. Скажи… — Она помедлила. — Скажи, что Мадлен не появится в особняке несколько дней. Я хочу съездить отдохнуть в леса Бретани. Меня пригласили погостить люди из Рус. Так и скажи барону.

Когда мальчик отъехал и Мадлен завернула за угол, она почувствовала острый приступ тоски. Тоска сжала клещами ее сердце. Все ее нутро. Вывернула ее наизнанку. Она ухватилась рукой за стену, чтобы не упасть от ужаса и муки.

Какие бредни лезут в голову. Ты уже столько раз спасалась от смерти и от тоски. Ты идешь к любимому человеку. Он ждет тебя. Он всегда ждет тебя. Даже если ты не идешь к нему — он продолжает ждать тебя. Даже если ему скажут, что ты умерла, что тебя нет на свете — он будет ждать тебя.

— Стой! Попалась птичка.

Ее ухватили за локоть так больно, что она чуть не заорала.

Черная кожаная маска блеснула в свете фонаря. Рука медленно стащила маску, и Мадлен закричала от ужаса.

— Лурд! Лурд!

— Да, Лурд, дорогая. Ты не ожидала меня встретить здесь, не правда ли?.. А вечер прелестный. Приятный такой холодок. Птички не поют, правда, зато звездочки горят. А ты у нас и за птичку сойдешь. Почирикаешь мне. Прогуляемся по бульвару. А? Как в старые добрые времена. Может, и парнишку какого поймаем. На ужин. А?!

Она дрожала, как заяц.

Она ненавидела его.

Зачем сейчас! Именно сейчас! Когда она уже решилась на все!

— Пусти меня!

— Нет. Не для того я тебя изловил, чтобы выпустить. — Он ощерился. — Мне от тебя нужно кое-что. Дай мне денег на покупку авто и на заграничный паспорт. Я хочу убежать в Новый Свет. Мне до смерти надоела Эроп. Обрыдла. Я здесь потерял себя. Ты видишь, во что я превратился?

Да, парень, ты совсем плох. Блуждающий взгляд, нечесаные волосы. Синяя щетина. Сеть ранних морщин под глазами. Веки в виде свисающих мешков: пьет. И крепко. А почки отказывают. Одежка потрепанная, грязная. Неухоженный. Без женщины. Один. А ведь бравый парень был. Звезды, судьбы. Зачем он вывернулся ей под ноги именно теперь?!

— Это шантаж, Лурд?!

— А как же, любимая?.. Не без этого.

Он выдернул другую руку из кармана. Прямо в лоб Мадлен упиралось дуло револьвера.

Чудненько. Тоже смит-вессон. Только другого калибра. Тридцать шестого.

Что же ты, баба, курица, проморгала. Какого дьявола не вытащила револьвер из-под груди. Теперь кусай локоток. Смотри Лурду в глаза. У него тоже теперь три глаза, как у тебя: два живых, безумных, и один железный, смотрящий ей прямо в жизнь.