Придорожное кафе еще работало. Я мог бы зайти, выпить и позвонить, но предпочел провернуть трюк похитрее и через полчаса вошел в полицейский участок Западного Лос-Анджелеса – совершенно трезвый, зеленый и с запекшейся кровью на лице.

Копы тоже люди. И их виски ничем не хуже того, что ставят перед вами на стойку в баре.

Рассказчик из меня получился никудышный, и звучала история все хуже и хуже. Ривис, парень, приехавший из городского управления, слушал меня, уставившись в пол под ногами. За спиной у него, будто телохранители, маячили двое в штатском. Патрульная машина уже давно выехала к месту происшествия.

Ривис, тихий мужчина лет пятидесяти, худощавый, с узким лицом и гладкой сероватой кожей, был одет безукоризненно: на брюках острые складки – прежде чем опуститься на стул, Ривис аккуратно их подтянул, – рубашка и галстук выглядели так, словно их только что надели, а шляпа – будто ее купили по дороге.

Мы сидели в дежурке полицейского участка Западного Лос-Анджелеса, что находится неподалеку от перекрестка бульвара Санта-Моника и бульвара Сотель. Нас было четверо. В камере, в ожидании отправки в городской вытрезвитель к утреннему заседанию суда, томилось несколько пьяных, и пока мы разговаривали, оттуда постоянно доносились вопли, которым позавидовали бы и австралийские бушмены.

– В общем, вчера я был при нем телохранителем, – закончил я. – И вот что из этого получилось. Хорошая работа, верно?

– Я бы на вашем месте не переживал, – беззаботно заметил Ривис. – Такое с каждым может случиться. По моему разумению, вас приняли за Линдли Пола и оглушили, чтобы не терять времени на пререкания. Скорее всего, товара у них с собой не было или же они не собирались отдавать его задешево. Поняв, что вы не Пол, ребята разозлились, а злость выместили на нем.

– У него было с собой оружие. Классный «люгер». Но когда на вас наставляют два дробовика, воевать как-то не хочется.

– А теперь насчет того чернокожего брата, – сказал Ривис и потянулся к телефонной трубке.

– Всего лишь голос в темноте. Могу и ошибаться.

– Точно. Но мы все-таки попробуем выяснить, чем он занимался в это время. Косой Лу. Запоминающееся имечко. – Ривис снял трубку, дождался ответа дежурного и сказал: – Дежурного по управлению, Джо… Это Ривис. Я в Западном Лос-Анджелесе, у нас тут убийство с ограблением. Мне нужно все, что есть, по некоему Косому Лу. Негр или полукровка, от двадцати двух до двадцати четырех, светло-коричневый, аккуратный, маленького роста, скажем, сто тридцать, слегка косит на один глаз, не помню на какой. На него что-то есть, хотя и немного. Этого Лу несколько раз задерживали и отпускали. Парни на Семьдесят седьмой его знают. Нужно проверить, где он был вечером. Дайте час цветной команде, а потом объявляйте в розыск. – Он положил трубку на рычаг и подмигнул мне. – У нас самые лучшие цветные детективы к западу от Чикаго. Если он в городе, они его возьмут. Ну что, поехали?

Мы спустились, сели в полицейскую машину и вернулись в Пэлисейдс через Санта-Монику.

Дома я оказался через несколько часов, серым холодным утром. Проглотил аспирин, запил его виски и как раз отпаривал горячей водой затылок, когда звякнул телефон.

– Ну что, Косого Лу мы нашли, – сообщил Ривис. – Ребята в Пасадене взяли его и мексиканца по имени Фуэнте. Подобрали на бульваре Арройо-Секо. Практически лопатой.

– Смеяться можно? – сказал я, сжав трубку так, что она едва не треснула. – Это ж еще не все, давайте дальше.

– Угадали. Их нашли под мостом на Колорадо-стрит. Во рту кляпы, связаны по рукам и ногам ржавой проволокой. Рожи разбиты в лепешку, как перезрелые апельсины. Ну как, нравится?

Я выдохнул:

– Как раз этого мне и недоставало, чтобы уснуть сном младенца.

От бетонного тротуара бульвара Арройо-Секо до проходящего над ним моста Колорадо-стрит, называемого иногда Мостом самоубийц, около семидесяти пяти футов.

– Что ж, – сказал, помолчав, Ривис, – похоже, дело-то с гнильцой. Что думаете?

– Первое, что приходит на ум: парочка молодчиков прознала о выкупе и сыграла на опережение. Выбрали подходящее место, провернули дельце, но тут их и накрыли с зеленью.

– В таком случае не обошлось без осведомителя, – заметил Ривис. – Вы ведь имеете в виду, что парни знали об ограблении, но ожерелья у них не было. Мне больше по душе другой вариант: они просто попытались исчезнуть из города с добычей и оставить босса с носом. Или, может быть, сам босс не захотел делиться.

Он пожелал мне спокойной ночи и приятных снов. Боль в голове притихла после приема изрядной порции виски, да только с дозой я, похоже, просчитался – перебор на пользу не пошел.

В офис я отправился достаточно поздно, успев придать себе почти элегантный вид, а вот самочувствие оставляло желать лучшего. Два шва на затылке начали стягиваться, наложенный на выбритую макушку пластырь горел, как мозоль на ноге у официанта.

Мой офис – это две комнатки, в которых всегда пахнет кофе из-за ресторана расположенного поблизости отеля «Мэншн-Хаус». Та, что поменьше, служит приемной, и я никогда не запираю ее на замок, дабы клиент мог зайти и подождать, если, конечно, таковой сыщется и пожелает ждать.

В этот раз там сидела Кэрол Прайд. Сидела, брезгливо поглядывая на потертый красный диванчик, два разнокалиберных стула, крошечный квадратик ковра и детских размеров столик с журналами времен давно минувших.

На ней были коричневый в крапинку твидовый костюм с широкими лацканами, мужского фасона рубашка с галстуком, красивые туфельки и черная шляпка, которая могла бы потянуть, насколько я мог судить, долларов на двадцать, но выглядела так, словно ее слепили одной левой из старой промокашки.

– Так вы все-таки встали, – сухо заметила она. – Это хорошо. А то я уж начала думать, что вы работаете, не вылезая из постели.

– Вот еще. Пройдемте в мой будуар.

Я достал ключ и открыл вторую, внутреннюю дверь, полагая, что это произведет лучшее впечатление, чем если просто стукнуть по замку ногой – эффект был бы тот же, – и мы вошли в кабинет: ржаво-красный ковер с чернильными пятнами, пять зеленых картотечных шкафчиков, три из которых ломились от чистого калифорнийского воздуха, рекламный календарь с близняшками Дионне на небесно-голубом полу, несколько почти ореховых стульев и обыкновенный письменный стол с традиционными следами от каблуков и ничем не примечательным скрипучим креслом-вертушкой по другую сторону. Я сел в него и бросил шляпу на телефон.

При первой встрече, даже в Кастелламаре, где горели фонари, я толком так ее и не рассмотрел. На вид лет двадцать шесть. И похоже, не выспалась. Милое усталое личико, пушистые каштановые волосы, довольно узкий и чересчур высокий лоб, маленький носик из тех, что суются куда не надо, немного длинноватая верхняя губа и не в меру широкий рот. Глаза, если б постарались, могли бы быть голубыми. Вроде бы тихая и скромная, но не мышка. Выглядела она классно, но не в голливудском смысле слова.