Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вирджиния ничего этого не заметила.
Она не ответила на мой вопрос, а вместо этого сама принялась расспрашивать про верхний подземный уровень. Я побывал здесь лишь однажды, в детстве, но было приятно слышать ее изумленный, хриплый голос, шепчущий мне в ухо.
Потом это случилось.
Сперва я принял его за человека, который казался слишком коротким из-за некоей причуды подземного освещения. Когда он подошел ближе, я понял, что ошибся. Его плечи в ширину достигали пяти футов. Безобразные алые шрамы на лбу отмечали места, где из черепа удалили рога. Он был гомункулом, очевидно, из крупного рогатого скота. Я и не догадывался, что их оставляют такими уродливыми.
И он был пьян.
Когда он приблизился, я ощутил алкоголь в его дыхании… они не люди, не гоминиды и не Мы – что они здесь делают? Слова, которыми они думают, сбивают меня с толку. Он никогда прежде не общался телепатически на французском.
Это было скверно. Многие гомункулы умели говорить – но телепатией владели считаные единицы, те, кому поручали особую работу, например, в Глубине глубин, куда инструкции можно было передать только телепатически.
Вирджиния прижалась ко мне.
Мы настоящие люди, подумал я на четком общем языке. Ты должен нас пропустить.
Ответом мне был рев. Я не знал, где он пил и что, однако мое послание до него не дошло.
Я видел, как его мысли вспениваются паникой, беспомощностью, ненавистью. Затем он бросился на нас, почти пританцовывая, словно желал раздавить.
Я сосредоточился и швырнул в него приказ остановиться.
Это не сработало.
Охваченный ужасом, я понял, что думал на французском.
Человек-бык приближался.
В последнее мгновение он свернул, слепо разминулся с нами, испустил рев, заполнивший огромный коридор, и помчался дальше.
По-прежнему обнимая Вирджинию, я обернулся, чтобы посмотреть, почему он оставил нас в покое.
И увидел чрезвычайно странную картину.
Наши фигуры убегали прочь по коридору – мой черно-пурпурный плащ развевался в неподвижном воздухе за спиной моего бегущего образа, золотое платье Вирджинии струилось за ней. Картинки были безупречными, и человек-бык гнался за ними.
Я потрясенно огляделся. Мы думали, что защитные механизмы больше не работают.
У стены тихо стояла девушка. Я чуть не принял ее за статую.
– Не приближайтесь, – сказала она. – Я кошка. Обмануть его было нетрудно. Вам лучше вернуться на поверхность.
– Спасибо, – ответил я. – Спасибо. Как тебя зовут?
– Какая разница? – спросила она. – Я не человек.
Немного обиженный, я сказал:
– Я всего лишь хотел поблагодарить тебя.
Беседуя с ней, я увидел, что она красива и светла, как огонь. Ее кожа была чистой, цвета сливок, а волосы – тоньше человеческих волос – имели безумный золотистый оттенок, как у персидской кошки.
– Я К’мелл, – сказала девушка, – и я работаю в Землепорту.
Мы с Вирджинией опешили. Люди-кошки были ниже нас, их следовало избегать, однако Землепорт был выше и требовал уважения. Как обращаться с К’мелл?
Она улыбнулась – больше мне, чем Вирджинии. В ее улыбке сквозило чувственное знание. Я понимал, что К’мелл не пытается как-то на меня повлиять – об этом говорили ее манеры. Быть может, другой улыбки у нее не было.
– Не тревожьтесь о формальностях, – сказала она. – А лучше воспользуйтесь этой лестницей. Я слышу, он возвращается.
Я обернулся, высматривая пьяного человека-быка. Его не было видно.
– Поднимайтесь, – повторила К’мелл. – Это аварийная лестница, и по ней вы попадете обратно на поверхность. Я его задержу. Вы говорили на французском?
– Да, – сказал я. – Откуда ты…
– Уходите, – сказала она. – Простите, что спросила. Торопитесь!
Я вошел в дверцу. Винтовая лестница поднималась на поверхность. Использовать лестницу было ниже нашего достоинства настоящих людей, но К’мелл подгоняла меня, и мне ничего не оставалось, как подчиниться. Кивнув ей на прощание, я повел Вирджинию по ступеням.
Наверху мы остановились.
– Это было ужасно! – выдохнула Вирджиния.
– Теперь мы в безопасности, – сказал я.
– Дело не в безопасности, – ответила она, – а в том, как это было омерзительно. Говорить с ней!
Вирджиния считала К’мелл хуже пьяного мужчины-быка. Видимо, она почувствовала, что я с ней не согласен, и добавила:
– Печальнее всего то, что ты встретишься с ней снова.
– Что? Откуда ты знаешь?
– Я не знаю, – ответила Вирджиния, – но догадываюсь. А мои догадки обычно верны. В конце концов, я побывала у Абба-динго.
– Я просил тебя, милая, рассказать, что там произошло.
Она молча покачала головой и зашагала по улице. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Я немного рассердился и снова спросил, более раздраженно:
– На что это было похоже?
– Ни на что, – ответила она с оскорбленным девичьим достоинством. – Подъем был долгий. Старуха заставила меня пойти с ней. Оказалось, что в тот день машина не разговаривала, и нам разрешили спуститься вниз по шахте и вернуться по катящемуся шоссе. День был потрачен впустую.
Она говорила, глядя вперед, а не на меня, словно воспоминание было не слишком приятным.
Затем Вирджиния повернулась ко мне. Карие глаза заглянули в мои собственные, словно искали мою душу. (Душа. Это слово есть во французском языке, но в старом общем нет ничего подобного.) Вирджиния повеселела и попросила:
– Давай не дадим этому новому дню стать скучным. Давай радоваться новым нам, Пол. Давай сделаем что-нибудь по-настоящему французское, раз уж мы теперь французы.
– Кафе! – воскликнул я. – Нам нужно кафе. И я знаю, где его найти.
– Где?
– В двух подземных уровнях отсюда. Там, где выходят машины и где гомункулам разрешено подглядывать в окно.
Мысль о гомункулах, которые смотрят на нас, показалась новому мне забавной, хотя старый я считал их чем-то само собой разумеющимся, вроде окон или столов. Старый я никогда не встречал ни одного гомункула, но знал, что они не совсем люди, поскольку выведены из животных, хотя и выглядят как люди и могут говорить. Потребовалось стать французом, чтобы понять, что они могут быть уродливыми, или красивыми, или колоритными. Не просто колоритными – романтичными.
Очевидно, Вирджинии пришла в голову та же мысль, поскольку она сказала:
– Но они nette[9], несомненно, очаровательны. Как называется это кафе?