И все же даже передача Альмадена не прошла безусловно. Наоборот, в 1847 г., когда наступил срок продления контракта, Ротшильдам настолько не понравились условия, которые собиралось предложить им испанское правительство, что они задумались о том, как из этого соглашения выйти. Конечно, в то время мировой рынок ртути претерпел изменения. В 1845 г. Лайонел Давидсон подтвердил, что в Мексике существуют значительные месторождения ртути. Можно было надеяться, что такие же месторождения обнаружатся и в других местах Нового Света (цена, которую Ротшильдам приходилось платить за ртутную монополию, неуклонно повышалась. Вначале они платили 54,5 песеты; в 1850 г. цена выросла до 70 песет, в то время как цена, по которой ртуть можно было продавать за границей, начала падать после открытия новых месторождений). Поскольку в период экономического спада 1847 г. спрос на ртуть также упал, Ротшильды не без оснований ожидали, что правительство Испании пересмотрит условия договора. Для правительства, которое остро нуждалось в финансировании, стоял выбор между увеличением дохода от месторождения и гарантией денежных поступлений от Ротшильдов. Выбрав первый вариант, министр к тому же предал свои условия огласке, тем самым исключив дальнейший торг. В результате переговоры зашли в тупик; из-за невыгодных условий по договору на ртуть испанцам решительно отказали в займе 600 тысяч ф. ст. Как выразился Джеймс, «если бы можно было заработать 20 %, я высказался бы за операцию, но, судя по тому, как обстоят дела сейчас, мы получим лишь какую-то мелочь… Не вижу больших доходов от операции и… не понимаю, почему мы должны вкладывать деньги в такое предприятие в нынешние времена». К тому времени, как будет показано далее, Джеймс уже нашел более выгодные финансовые возможности.

Интересы Ротшильдов в Испании не только способствовали установлению новых связей с Кубой, Филиппинами и Мексикой. Скорее случайно, чем намеренно, они также привели их к учреждению постоянного агентства в стране, которой суждено было стать главной силой по ту сторону Атлантики: в Соединенных Штатах. Однако, несмотря на феноменальный экономический потенциал и бешеный темп развития после 1820 г., Америка — лучше сказать об этом с самого начала — стала для Ротшильдов крепким орешком, с которым они так и не справились.

Причины неудачи ранее не объяснялись. Конечно, Америка находилась далеко, а методы ведения дел там отличались от Европы — «довольно резко и странно», как считали представители Лондонского дома, чей отклик Диккенс увековечил в «Мартине Чезлвите». Но то же самое, пожалуй, можно было сказать и о Бразилии, с которой у Ротшильдов наладились прочные отношения. Считалось, что, задолго до того, как на сцену вышли Ротшильды, американский рынок прочно «застолбили за собой» Бэринги, а позже в Америке появились собственные, доморощенные банкиры, такие как, например, Дж. П. Морган, который в конечном счете затмил Ротшильдов не только в США, но и во всем мире. Однако такое объяснение также будет неполным: в XIX в. Ротшильды во многих случаях доказали, что у них хватит финансовой мощи для того, чтобы вытеснить даже самых мощных конкурентов из тех сфер, куда они хотели проникнуть. Вот почему их неудача с Америкой нуждается в более подробном объяснении.

На самом деле ответ отчасти заключается в особенностях американской демократии. Как мы уже видели, Ротшильды первое место отводили операциям с государственными финансами и редко вели коммерцию в какой-либо стране, не ссужая одновременно деньги ее правительству. Однако в США такой способ не срабатывал. Федеральная система означала, что финансовые потребности центрального правительства были строго ограничены, в то время как некоторые отдельные штаты на протяжении всего XIX в. оказывались в числе наименее надежных кредиторов. Вторым и, в конечном счете, более серьезным препятствием стало традиционное для Америки подозрительное отношение к крупным банкам. В своих международных операциях Ротшильды в целом стремились к тому, чтобы обзавестись надежными партнерами на местах; такими партнерами часто становились центральные или государственные банки вроде Английского банка или Банка Франции. В Испании такую роль играл Банк Сан-Фернандо. Однако в Соединенных Штатах учредить такой банк на долгосрочной основе оказалось невозможно с политической точки зрения. Первый Банк Соединенных Штатов (БСШ), основанный Александром Гамильтоном в 1791 г., прекратил свое существование через двадцать лет, когда конгресс, в котором тогда заправляло республиканское большинство, отказался продлить его права на том основании, что это противоречит конституции. Второй БСШ, основанный в 1816 г. с капиталом в 25 млн долларов, стал центром мощной политической кампании против «власти денег» и в последующие годы обвинялся в дефляционном давлении. Хотя банк со штаб-квартирой в Филадельфии выиграл дело, открытое по иску штата Мэриленд, он пал жертвой президента-популиста Эндрю Джексона, усмотревшего неплохие предвыборные перспективы в нападках на «чудовище», которое он отождествлял со своим соперником, Генри Клеем. Так, в 1832 г. Джексон наложил вето на внесенный президентом БСШ Николасом Бидлом законопроект о продлении лицензии банка (за четыре года до истечения срока предыдущей лицензии). Джексон заявил: «Банк пытается убить меня, но я убью его». Несмотря на попытки Бидла вызвать в отместку финансовую панику, верх одержал «Старый Гикори» (прозвище Джексона). В 1836 г. банк лишился государственного статуса, и ему пришлось получать лицензию штата Пенсильвания. Чутье подсказывало Ротшильдам, что дело нужно иметь с БСШ; однако нападки Джексона роковым образом подорвали положение банка. Следует добавить, что американская традиционная подозрительность по отношению к крупным банкам сочеталась с подозрительностью по отношению к иностранным, особенно еврейским, банкирским домам. Стоило Ротшильдам выйти на американскую сцену, как Макнатт, губернатор штата Миссисипи, принялся поносить «барона Ротшильда» за то, что «в его жилах течет кровь Иуды и Шейлока, и он… соединил в себе черты обоих своих соплеменников».

Ротшильды заинтересовались Соединенными Штатами в начале 1830-х гг., когда появилась возможность организовать выплату миллиона фунтов стерлингов, суммы, которую Франция должна была перевести казначейству в Вашингтоне. Этот удачный ход привел к тому, что Ротшильды сменили Бэрингов в роли лондонских агентов федерального правительства. В то же время Натан и Джеймс проявили интерес к американским государственным займам и коммерческому финансированию. Стремительно рос экспорт американских хлопка и табака в Европу; к середине 1830-х гг. Лондонский и Парижский дома Ротшильдов отводили довольно много времени операциям с векселями, возникшими благодаря такой торговле. Они переводили значительные суммы целому ряду американских банков, особенно банку «Дж. Л. и С. И. Джозеф» (J. L. And S. I. Joseph). Во время американского финансового кризиса 1836–1837 гг. этот банк, как и все остальные банки, с которыми вели дела Ротшильды, столкнулся с серьезными трудностями; именно тогда Ротшильдам пришлось подумать о перспективах своего участия в делах США — и, самое главное, о природе своего представительства за океаном.

«Назначение» Огаста Белмонта (сменившего Шёнберга) на роль агента Ротшильдов в Нью-Йорке произошло по чистой случайности. 15-летний Белмонт поступил во Франкфуртский дом учеником и сделал там стремительную карьеру. Каждый день он вставал в 5 утра, чтобы усовершенствовать французский, английский и арифметику. В 1834 г. он в качестве секретаря одного из партнеров посетил Париж, Неаполь и Рим; а в 1837 г. решено было послать его на ту сторону Атлантики. Однако, вопреки сообщению в газете «Альгемайне цайтунг дес юдентумс», Ротшильды явно не собирались сделать Белмонта нью-йоркским агентом банка. Он получил приказ всесторонне оценить тамошний финансовый кризис — «дать нам знать, что происходит, чтобы мы решили, что делать», — и затем проследовать в Гавану. Такой маршрут доказывает, что, с точки зрения Джеймса, главный интерес для семьи представляла Куба. Как он выразился, если не считать существующих обязательств примерно на 100 тысяч ф. ст., «Испания получает оттуда все свои доходы… и это одно из самых выгодных деловых предприятий». Более того, к концу апреля Джеймсу и его племянникам удалось сократить свои обязательства в США всего до 9 тысяч ф. ст., причем этот остаток Джеймс готов был списать. Конечно, возможность учреждения дома Ротшильдов в Нью-Йорке не сбрасывалась со счетов: Джеймс признавал потенциал американского рынка и был убежден, что какие-то операции можно уберечь от «кораблекрушения», вызванного банковским кризисом; но он, судя по всему, считал, что такая задача Белмонту не по силам. Предполагалось, что его поездка будет краткосрочной; более того, не возникало даже вопроса о том, чтобы Белмонт возглавил отделение в Гаване. На самом деле Джеймс хотел другого: чтобы в Америку поехал кто-то из Ротшильдов.